Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Заславский перевёл взгляд на небо. Серое, расчерченное тёмными штрихами голых ветвей, оно не вдохновляло, поэтому следующие четверостишия вспомнились только в виде ритмических строк: «Татата-та-татата-та!»
Сколько их там полагалось, Дэн точно не знал и сразу перешёл к самому позитивному – финалу:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут – и свобода
Вас примет радостно у входа…
Тут кто-то ласково потёрся о ногу Дэна, словно сообщая Заславскому, что он не один и его прекрасно понимают.
Обычно так делают кошки. И Дэн опустил было руку, чтобы благодарно потрепать сочувствующее ему животное, но вовремя понял, что никаких кошек в школе не водится.
Дэн посмотрел вниз.
Возле его ноги стоял серый мусорный контейнер и широко улыбался похожим на рот отверстием в крышке.
– О! – только и смог произнести Заславский, и контейнер тут же доверчиво припал к его брючине.
– Ты чего? – Дэн осторожно отодвинулся. Мусорка скакнула следом.
– Отвали от меня! – рассердился девятиклассник и попробовал отпихнуть контейнер ногой.
Улыбка у того стала какой-то обиженной, хотя по-прежнему оставалась широкой. Но Дэна запросто не разжалобишь.
– Катись, катись отсюда! – прикрикнул он и, брезгливо оглядев собственную штанину, отряхнул её.
Контейнер расстроенно загрохотал по коридору. Заславский презрительно посмотрел ему вслед. И вдруг вздрогнул, – опомнился! – торопливо вытащил из кармана мобильник и начал снимать.
Это уже почти рефлекс: если что – снимать на мобильник. А потом выкладывать в сетях и упоённо наблюдать, как прибавляются просмотры и лайки.
Глава пятая. Новенькие
Аня сидела одна. Да ещё за первой партой у окна, которая в большинстве кабинетов упиралась своим фасадом прямо в учительский стол.
Со стороны ученицы это был неосознанный и вообще не добровольный выбор.
Ворожцова долго отбивалась, как могла, но, во-первых, учителя строго следили за соблюдением рекомендаций по посадке, разработанных школьным медиком, а у Ани было и с ростом не ахти, и со зрением не очень. А во-вторых, обстоятельства опять оказались сильнее.
Хотя имелось ещё одно свободное место, за самой-самой дальней партой – последней в ряду у стены. Но там разместился Гошка Чемоданов, с которым отношения у Ани сложились ну совсем никакие: не плохие и не хорошие, не приятельские и не враждебные. Учатся в одном классе, а дела друг до друга нет. А кому захочется сидеть с человеком, который тебе абсолютно по барабану? Даже тем для общего разговора не найти. И опять же – зрение.
Поэтому выбор ограничился двумя вариантами: либо располагаться близко к доске, либо надевать очки. Постоянное дёрганье предполагаемого соседа с вопросом «А что там написано?» – как вариант просто не рассматривалось.
В прошлом году Анину незавидную участь делила с ней подруга – Алёнка Карпушина. Но летом Алёнкины родители решили вдруг круто поменять жизнь и переехали в Москву. Дочку, конечно же, прихватили с собой, и Аня лишилась сразу всего: и подруги, и соседки по парте, и поддержки, и участия.
Девчонки постоянно общались в интернете, но это было совсем не то. Тем более во время урока ни один учитель не позволит болтать по телефону или строчить сообщения в Сети. А сидя за первой партой, никак не получится проделать подобное незаметно и тайно.
С остальными одноклассниками у Ани отношения сложились или никакие, как с Чемодановым, или поверхностно-приятельские. Поэтому и казалась её первая парта в ряду у окна островком одиночества, льдиной, отколовшейся от большого монолитного айсберга и унесённой течением куда-то вдаль. Аня даже предположить не могла, что однажды её место станет необычайно популярным и найдётся немало желающих занять его. А началось всё обычным февральским днём, холодным и скучным.
На улице ветер гонял колкую снежную пыль, пересыпал с место на место и всё равно оставался недовольным работой, раздражённо присвистывал сквозь стиснутые зубы и злился. В кабинете горел электрический свет, а в голове роились возмущённые мысли: «Куда меня принесло в такую рань? За окном ещё темно. Спать бы да спать!»
Переливы звонка прозвучали необычайно раздражающе. Восьмиклассники дружно уставились на дверь, ожидая появления директора Александра Константиновича, который преподавал у них историю.