Не рубанул.
Метнулся мимо Мальца так быстро, что того ветром обдало, обогнул стол, уселся в высокое кресло, утвердился в нем, глянул сверху:
– Вот и ты верни. По доброй воле.
Мягко так сказал. Вкрадчиво даже. Но Мальца ознобом пробрало.
Нельзя, нельзя бояться, напомнил он себе. Дедко осерчает!
– С чего бы? – не сдавался Дедко. – Было его, теперь мое. Считай по-вашему – с бою взято.
И захихикал.
– Не балуй, ведун, – так же ласково попросил Ругай. – Ты ряд правильно понимаешь. Меч ведь не тронул. Знаешь, что он княжий. Гривна тоже княжья, пусть и дареная. Не серебро простое – знак.
Малец видел, как Дедко и наместник бодаются взглядами. И уже не боялся. Гордился хозяином своим: вот он каков! Даже наместник княжий у него не требует – просит.
Беспалая рука нырнула в суму, стукнула по столу тяжкая гривна.
– Добро, – кивнул Ругай. – Иди теперь. Понадобишься – позову.
– Зови, – уронил Дедко, поднимаясь. – Я приду.
– Силен Перунов сын, – проворчал Дедко, когда они покинули воинский двор. – И осерчал сильно. Думал, не отпустит. Обошлось.
– Накажешь его теперь, за гривну-то? – тихонько спросил Малец. Привык, что Дедко никому не спускает.
И схлопотал подзатыльник.
– Дурной ты. Видел, как он гнев обуздал? Молод, а духом мне не уступит. Да и княжий он, не сам по себе. С таким дружить лучше, чем тягаться. Целее, – он помолчал немного и вдруг добавил: – А смерть он плохую примет. Но не скоро. На мой век его жизни хватит.
– А на мой? – пискнул Малец.
И заработал еще один подзатыльник. Несильный.
– До зимы доживи сперва, ледащий!
А в городе Мальцу понравилось. Интересно тут. Так что когда Дедко сказал, что, возможно, они останутся ночевать, Малец обрадовался.
Глава пятая
Этот двор был совсем рядом с подворьем наместника и размерами первому не уступал: шагов сто в поперечнике. Одну половину заняли возы, другую – люди и свиньи. Людей было больше, и шума от них было много. И еще много лошадей. Их поили, чистили, кормили… Еще по двору слонялись куры, то и дело с квохтаньем уворачиваясь от ног и копыт, и лежали две огромные лохматые собаки. Каждая – весом с Мальца, а то и поболе.
Учуяв Дедку, псы тотчас вскочили. Малец испугался и спрятался за ведуна. Знал: не любят псы Дедку. Сразу начинают брехать и яриться.
Эти, однако, не кинулись. Напротив, отбежали подальше, к раскрытым дверям конюшни, и уже там залились истошным лаем.
На лай этот, перекрывший прочий шум, из большого дома выглянул здоровяк с дубинкой, гаркнул на псов и, расталкивая народ, двинулся к ним с Дедкой. Глядел нехорошо и дубинкой по ладони похлопывал.
Дедко, понятно, не испугался. Даже не сказал ничего, только одежку слева приподнял немного, один из ножей своих показав. Тот, что для души.
С виду ведунов ножик не страшный. Чай не меч, не секира боевая. Но – особенный. Те, кто силу чует, его ой как боятся. И поделом.
Этот, видать, чуял. Или понимал. Сразу попростел лицом, дубинку прибрал и с вежеством Дедке поклонился.
И обратно в дом ушел, слова не сказав.
Внутри было просторно и пахло вкусно: дымом и жаренкой. Люда было немного. Вдесятеро меньше, чем во дворе.
Дедко уселся и ему сразу понесли яства. И медовуху тоже. А Мальцу – воды ягодной. Тоже с мёдом, но не хмельной. Сладенькой.
Малец наелся, напился и уснул прямо на лавке.
…А проснулся от крика.
– Ты, колдун грязный, убирайся прочь!
Двое. Но кричал один. Дородный, с расчесанной на две стороны бородой, в богато вышитой рубахе.
Второй, большой, похожий на воя, только не вой, потому что тоже в рубахе, молча нависал над Дедкой и Мальцом.
А спал Малец, видать, не долго, потому что Дедко еще не докушал.
– Да ну? – Дедко окунул в мед ломтик яблока. – Почему это я грязный? Нынешним утром в речке купался.
Малец сел. Дедко этих двоих не боялся, и он не будет. Есть не хотелось совсем. Вот меду разве что…
– Пошел прочь, говорю! Тут тебе не леший правит, а княжий наместник! А я его человек!
– Ругаю, значит, служишь… – Дедко закинул ломтик в рот, огляделся… И вытер руку о рубаху второго, здорового.
Тот так удивился, аж глаза выпучились.
– Ругай – муж правильный, – как ни в чем не бывало продолжал Дедко. – Что до тебя, так тебя я не знаю… – И совсем другим, угрожающим голосом, здоровому: – Ты ударь меня, ударь. Враз рука отсохнет. – И снова прежним, ласковым: – Караван твой мне не мешает, да и люди твои. Я ж наверху спать буду.
– Я наверху спать буду! – завопил дородный. – А ты – в навозе за воротами. Пшел прочь! Эй ты! Выкини его отсель.