– Франц! – я взял его за горячую потную руку. – Помнишь меня?
Он повернулся, всматриваясь в меня блестящими глазами.
– Нет, – прошептал. – Кто ты?
– Мордимер Маддердин. Мы вместе учились.
– Мор… …дин. Да-да… Ты поседел…
Что ж, это, увы, тоже было правдой. В волосах я все чаще находил серебряные нити, и в том не было ничего странного, учитывая хлопоты, которым мне приходилось противостоять чуть ли не каждый день.
– Умираю, знаешь? – прошептал он снова.
– Даже не говори так, – запротестовал я. – Выкарабкаешься, приятель.
Я утешал Лютхоффа, но выглядел он и вправду скверно. Потерял фунтов тридцать, губы растрескались, грудь вздымалась в неровном дыхании. Временами вдох заканчивался с трудом сдерживаемым болезненным спазмом. Я вытер пот с его лба.
– Принести тебе воды? Горячего бульона?
Он покачал головой.
– Тянет блевать, – пожаловался плаксиво. – Что ни проглочу – сразу наружу.
Мне тотчас подумалось, что его либо отравили, либо продолжали травить. Но ведь его опекал медик Инквизиториума, да и сам Айхендорфф должен был следить за состоянием здоровья подчиненного. Если бы его хотел отравить кто-то из Инквизиториума, то, во-первых, сделал бы это быстро и действенно, а во-вторых, наверняка не подпустил бы вашего нижайшего слугу к постели больного. Я не слишком много знаю о ядах (хотя и умею различать большинство популярных разновидностей), однако, полагаю, никто не стал бы так сильно рисковать. И конечно же, сама мысль, будто Инквизиториум хотел отравить одного из своих функционеров, была абсурдной. Мы знали куда лучшие способы избавляться от паршивых овец из нашего стада.
– Вот увидишь, мы еще выпьем за твое здоровье.
Он с трудом усмехнулся.
– Отравили меня, видишь? – сказал и потерял сознание.
Я попытался привести его в чувство, однако Лютхофф на мои усилия не реагировал. Я сразу же отправился на поиски лекаря, искренне надеясь, что его вмешательство возымеет результат – поскольку очень хотел услышать, что скажет Лютхофф. Медик и вправду прибежал без проволочек, но, осмотрев Франца, сделался хмур.
– Не протянет долго, – вынес вердикт. – Я сочту истинным чудом, если он вообще придет в себя. Ему нынче получить бы опеку над духом, а не над телом.
Лекарь был искренне опечален, но мы давно знаем, что люди умеют играть самые разные роли, если только это им на руку. Однако я отчего-то и представить не мог, чтобы этот седой, достойный мужчина, к тому же – лицензированный медик Инквизиториума, травил своего пациента.
– Жаль, что мы так и не узнаем причины этой смерти, – сказал я.
– Ну, даже медицина порой не в силах помочь, – кивнул он, соглашаясь. – И поверьте: и через сто, двести лет в этом деле мало что изменится. Механизм работы человеческого тела столь сложен, что лишь Господь может им управлять. Мы же продолжаем блуждать, словно дети в тумане…
Ну и на том спасибо, что он оказался исключением среди адептов лекарского искусства: большинство его коллег обычно оставались слишком самоуверенны, а смерть пациента пытались объяснять любыми причинами, кроме собственных некомпетентности или незнания.
– Здесь я уже ничем не помогу, – отвернулся он. – Если очнется – позовите…
Я кивнул и придвинул табурет к постели Лютхоффа. Намеревался сидеть над ним сколько потребуется и узнать, чем были слова «отравили меня»: бредом смертельно больного человека, безосновательным обвинением или все же было в них зерно правды. А если зерно правды там было, Мордимер Маддердин желал его отыскать.
Наконец я приметил, что мой товарищ приходит в себя. Нужно было этим воспользоваться, поскольку я осмеливался думать, что ему осталось мало времени в сей юдоли слез.
– Франц? Франц? Кто тебя отравил, дружище?
Другом моим он не был никогда, но нас единило не только совместное обучение, но и профессия. Кроме того, он умирал, а человек на ложе смерти всегда жаждет иметь подле себя друга.
– Отравил? – повторил он, будто не совсем понимая это слово. – Пить…
Я не подал воды, опасаясь, как бы это не приблизило развязку, лишь смочил его губы. Он же взглянул на меня, и в глазах его, под блеском горячки, я приметил тень тоски за утекающей жизнью.
– Обещали, – прошептал. – Противоядие. Обещали…
Ха, неужто кто-то использовал против Лютхоффа старый способ? Сперва дали яд, а потом, чтобы удержать в покорности, поманили противоядием, угрожая, что, коли не примет его, умрет? С кем бы ни договаривался Франц, его одурачили. Мне, однако, следовало узнать, в чем же было дело и кому служил человек Святого Официума.