— Вы считаете, что они ужасны, верно? — спросил он, с жестом отвращения указывая на картины..
— Я плохо разбираюсь в искусстве, но не думаю, что здесь было бы что-нибудь стоящее.
— Я сам себе за все это противен! Ненавижу мир, который заставляет меня это делать, принуждает уродовать мой талант! — простонал он в отчаянии.
— Так это ваши картины? Значит, вы знакомы с миссис…
— Нет, нет, слава Богу, они не все мои! — яростно воскликнул он. — Есть и другие, продающие свои талант.
— Зачем же вы пишете картины, которые так ненавидите?
— Нужно же что-то есть.
— А-а-а… — Тиффани с любопытством уставилась на художника. Она не привыкла встречаться с бедными, если, конечно, не считать слуг.
— У вас удивительно красивая голова. Я бы хотел лепить ее, но думаю, вы слишком заняты, чтобы утруждать себя позированием, и слишком богаты, — его глаза скользнули по ее дорогой одежде.
— Разве вы не знаете, кто я?
— Нет. Я не появляюсь в светском обществе, а когда человеку не хватает на еду, он не покупает газет, — его голос был полон сарказма, но в глазах светилось восхищение ею.
Тиффани внимательно посмотрела на молодого человека. Даже она проявляла осторожность, завязывая знакомства, но этот художник имел одно неотразимое достоинство — он отличался от молодых людей, которых она знала. К тому же было очень интересно узнать, как живут и работают художники.
— Может быть, я разрешу вам меня лепить, — заметила она. — Завтра я зайду к вам, там и посмотрим.
Художник застыл, разинув рот.
— Давайте ваш адрес, — приказала она.
— Гринвич-Вилледж, — запинаясь произнес он. — Макдугал-аллея, 15. Спросите Джерарда.
Тиффани небрежно кивнула и ушла догонять спутников.
Выкрашенные в белый цвет дома на Макдугал-аллее были перестроены из старых конюшен и помещений для слуг, стоявших на задворках особняков Вашингтон-сквер. Войдя в дом, Тиффани вступила в иной мир, мир богемы, мир облезлых стен, освещаемых газовыми рожками, мир проваливающихся полов и задержанных квартирных плат, но одновременно и мир, богатый красками, дружелюбием и вдохновением. Тиффани провела в нем недолгое время, но на всю жизнь запомнила его своеобразное очарование.
На стук открыл бородатый мужчина и направил ее на верхний этаж. Она спиной чувствовала его изучающий взгляд, пока взбиралась по лестнице. Джерард сонно мигал осоловелыми изумленно-сонными глазами. Было очевидно, что он только-только встал.
— Я не думал, что ты придешь, — извиняясь, пояснил он.
Тиффани с неудовольствием взглянула на его помятое, небритое лицо.
— Я ведь сказала, что приду, — заявила она. — А ты немного создашь картин и скульптур, если встаешь в полдень.
— В постели теплее.
Она была вынуждена признать, что он прав. В студии было ужасно холодно. А еще она была ужасно неопрятна — буквально завалена красками, мольбертами, законченными и незаконченными холстами — и провоняла какими-то химическими составами и запахом пищи, заполнявшим весь дом. Тиффани сморщила нос и поискала, на что бы сесть. Так и не найдя стула, она смело подошла к кровати и опустилась на нее. Джерард смотрел на девушку, ошалев от восторга.
— Как я поняла, торговля копиями старых мастеров не такое уж выгодное дело, — заметила Тиффани звонким, как колокольчик, голосом, — раз твоих средств не хватает на отопление. — Она поежилась и плотнее закуталась в меха. — Забудь о скульптуре, здесь слишком холодно, чтобы я пришла еще раз.
Джерард в раздумье посмотрел на нее. Ему очень хотелось уговорить ее позировать, такой красивой девушки он никогда не встречал. А если к тому же она проявит щедрость, тем лучше.
— Если ты заплатишь хорошую цену за скульптуру, я смогу отапливать студию.
— Это ты хочешь меня лепить, — быстро возразила Тиффани. — Значит, это ты должен платить мне.
На какое-то мгновение он опешил, а затем расхохотался, откинув назад голову.
— На чем твоя семья делает деньги? — спросил он.
— На бриллиантах.
— Неплохо. Это была самая твердая субстанция, известная людям, пока не появилась ты.
Реплика художника понравилась Тиффани гораздо больше, чем все комплименты, которые она привыкла получать.
— Я дам тебе денег на еду и отопление, — объявила она, — и, возможно, я куплю скульптуру, если она мне понравится. Но не очень-то надейся на это. Понимаешь ли, никто не должен знать, что я прихожу сюда.