Филип замедлил шаг и уставился на девушку.
— Боже, Тиффани, да понимаешь ли ты, что я закончил Оксфорд, что учеба позади и что я наконец-то свободен? Впрочем нет, ты ведь не училась в школе и представления не имеешь, что это такое.
— Не знаю, как насчет всего остального, а уж что такое личная свобода, это я хорошо понимаю, — пылко ответила Тиффани. — Но это же чудесно, Филип! Теперь мы можем чаще встречаться, если ты, конечно, этого хочешь, — ее фиалковые глаза смеялись.
Он схватил ее за руку.
— Ты же не можешь в этом сомневаться! — белые зубы засверкали, когда он улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Жизнь была прекрасна, ведь этим июньским полднем он шел по Парижу с самой красивой девушкой в мире, в то время как сэр Мэтью Брайт остался по ту сторону Ла-Манша.
— Ты не встретишь тут своих знакомых? Нам не надо соблюдать осторожность? — спросила Тиффани, когда они сели за столик в кафе, которое располагалось прямо на тротуаре.
Филип пожал плечами.
— Насколько я знаю, никого из моих друзей в Париже сейчас нет, а отец пробудет в Лондоне до конца сезона. А как насчет тебя?
— Меня могут и узнать, — и Тиффани шаловливо пригнула голову. — Думаю, мне стоит держаться подальше от людных мест.
— Все твой рост, — важно заявил Филип. — Это из-за него тебя заметишь в любой толпе.
Тиффани рассмеялась, притворяясь в то же время сердитой.
— Нам лучше обходить шикарные заведения. Мы могли бы пойти на Монмартр. Пара часов, проведенных в кафе в обществе тамошних художников, доставит нам уйму удовольствия.
— Как хочешь.
Он проявлял странное равнодушие к любым планам. Развалившись на стуле, элегантно положив ногу на ногу, он был неправдоподобно красив и удивительно удачно вписывался в здешнее окружение. Филип не выглядел как повеса — он был еще слишком молод для этого, — скорее, он казался вечным студентом: в спортивной куртке и шелковом галстуке, веселый, ищущий удовольствия и неизменно молодой.
— Надеюсь, ты не обиделся, что я послала тебе деньги на дорогу и отель, — заметила она.
— Конечно, нет! Я жутко благодарен тебе. С чего мне обижаться?
— Ну, я думала… — какой-то неясный голос нашептывал ей, что для мужчины должно быть оскорбительно, если женщина так открыто дает ему деньги. Вот жениться ради денег — это другое дело.
— А почему ты их послала? Почему решила, что они мне нужны? — его тон был вполне обычным, но выражение лица показалось ей более настороженным, чем раньше.
— Я вспомнила наш давний разговор, медленно ответила она, — помнишь, около вашего загородного дома, когда мы еще были детьми? Ты говорил тогда, что твой отец не посылает тебе в школу ни гроша, вот я и решила, что он скуповат.
— С годами мое финансовое положение немного улучшилось. Думаю, это влияние моей мачехи — она все время старается подкупить меня. Было очень великодушно с твоей стороны выслать мне денег, но в этот раз я смог бы обойтись без твоей поддержки — папочка был до того сражен моим интересом к бриллиантам, что против своего обыкновения расщедрился.
— Замечательно. — Но тогда уж и вовсе было странно, что он не предложил вернуть высланные ему деньги. И Тиффани отметила, что если в денежных вопросах Филип может быть так небрежен, за ним придется внимательно приглядывать. — Значит, ты сможешь отправиться со мной на гонки?
— Гонки?
— Ну, на Большой кубок Франции, — нетерпеливо пояснила она. — Боже мой, я думала, что время и место этого события должны навеки запечатлеться в твой душе.
— Конечно, я просто не смел надеяться… — он наклонился через стол, схватил ее руку и стал покрывать ладонь, пальцы и запястье поцелуями. — Ты замечательная — красивая, волнующая, умная, интересующаяся автомобилями и… — он подмигнул, — богатая!
— Тогда договорились. Перед тем, как отправиться в Ле-Ман, мы три дня проведем в Париже. Наша первая цель этот шарлатан Лемуан, утверждающий, что умеет делать бриллианты.
Тиффани с серьезным видом взглянула на Филипа.
— Ты ведь тоже считаешь, что он шарлатан, верно?
— Понятия не имею, — легкомысленно рассмеялся тот. — Да и какое это имеет значение?
— Имеет, — твердо объявила Тиффани. — Мы должны знать наверняка.
— Но подумай, если его открытие окажется правдой, как известие об этом подействует на наших почтенных родителей! Их удар хватит!