– В жизни не возвращалась в прошлое при помощи теста, – восхищённо вздыхает Юрате. – Обскакала ты меня. Молодец.
– Ты застала те времена, когда ресторан «У ангела» ещё был дешёвой кафешкой?
– Застала, – кивает Юрате. – Я очень древняя. Как первозданная тьма!
– Тогда ты может быть помнишь. Там были удивительные пирожки.
– Нет, не помню. Я в основном грушевый коньяк там заказывала. Обалденный. Больше нигде ничего подобного не пила. А что за пирожки?
– Здоровенные, каждый размером с тарелку. Простые, как я не знаю что. Тонкий слой теста, внутри много очень крупно натёртых яблок, то ли совсем без сахара, то ли почти без него. Плюс корица. И всё! А результат потрясающий. Но есть надо быстро, пока не остыл. Я туда практически через день ради них ходила. Брала капучино и пирожок. Но потом у ангела сменились хозяева, взяли нового шефа, объективно, хорошего, но он, зараза, убрал из меню мои пирожки. Я по ним тосковала. Долгие годы! И вдруг буквально вчера до меня дошло, что это, по сути, были такие закрытые пиццы. Яблочные кальцоне! Только и всего. Значит можно попробовать их воспроизвести. Благо тесто для пиццы теперь есть в любом супермаркете. А яблоки – под ногами, через двор из-за них сейчас не пройти. Проще вообще не бывает. Удивительно, что до меня только сейчас дошло!
– Да ну, нормально, – пожимает плечами Юрате. – Сколько лет, говоришь, прошло? Десять? Пятнадцать? Считай, почти сразу! А могло бы и никогда. Мы же всё-таки люди. Медленные и тупые. Удивительно, что хотя бы изредка додумываемся до чего-то путного своими маленькими твёрдыми головами. Чудо господне как есть.
Пока Юрате варит кофе – сразу в двух здоровенных турках, потому что здесь Дана, Артур, Три Шакала и Труп, который забился в угол дивана, что-то сосредоточенно читает в своём телефоне, забыв обо всём, но когда кофе сварится, сразу же вспомнит, куда он денется, вернее, куда мы с кофе денемся от него; короче, вместе с самой Юрате уже пять алчных ртов, а поскольку дело происходит хоть в тайном, но всё-таки баре, в любой момент нелёгкая может принести кого-то ещё – Дана кромсает яблоки, а Артур, бросив книжку без конца и начала, ищет корицу, куда она подевалась, зараза, была же у нас, была!
– Проверь карманы, – не отрываясь от яблок, советует Дана. – Да не штанов! Когда мы позавчера крюшон с кальвадосом варили, ты пришёл замёрзший как цуцик, поэтому куртку не снял, прямо в ней и готовил. Наверняка корицу сунул в карман.
– Ты гений! – ликует Артур, потрясая пакетом. – А я уже собирался бежать в магазин.
– Представляете, мне деньги внезапно пришли, – вдруг сообщает Труп, оторвавшись от телефона. – Довольно… как правильно говорить, когда много? А, дохера. Оказывается, мне в прошлом году гонорары за съёмки начисляли по неправильному тарифу. Обнаружили в ходе какой-то проверки и сразу возместили ущерб. Невозможно! Так не бывает. Сами! Без моих заявлений и жалоб. Я же был уверен, что всё в порядке, и никому ничего не писал.
– А. То есть поиски комнаты на окраине отменяются? – радуется Дана. – Сможешь дальше за квартиру платить?
– Бинго! – Труп встаёт, подходит к Юрате и очень серьёзно ей говорит: – Это из-за тебя, я знаю. Так часто бывает. Ты приходишь, и начинаются чудеса.
– Подлизываешься, – смеётся она. – Сама бы на твоём месте сейчас подлизывалась. Кофе-то мало, а мы с Данкой жадные. Но ладно, поделимся. Ты теперь – выгодное знакомство. Иностранный богач!
– Это счастье!
Труп нарочно так говорит, с его ужасным акцентом русское слово «счастье» звучит похоже на «шайзе», и это всех неизменно смешит.
Труп – немецкий фотограф. Дана считает, что гениальный, остальные с ней соглашаются, чем больше выпьют, тем искренней, потому что на трезвую голову нормальному человеку эту кромешную жуть нелегко оценить; впрочем, Юрате, которую пьяной в жизни никто не видел и даже не смог бы вообразить, говорит, что своими руками засранца в болоте утопит, если не дай бог перестанет снимать.
Карьера у Трупа, как обычно случается с гениями, не задалась. Поэтому на жизнь он зарабатывает чем придётся, в частности, как актёр. Иногда снимается в эпизодах каких-то сериалов, которых никто здесь не видел, и слава богу, это ему повезло. Но чаще в рекламе. Собственно, потому он и Труп, что снимался в антитабачной рекламе в роли покойника. Очень красиво лежал в гробу, то есть лежит до сих пор на множестве пачек. И пользуется всенародной любовью уже только за то, что он – не гангренозная конечность, не кровавые внутренности и не бельмо. Впрочем, на улицах Трупа не узнают, для этого он слишком подвижный и недостаточно фиолетовый. И не таскает за собой свой красивый рекламный гроб.