— Да уж видим, — опять хохотнула женщина в окне. — Срамник! Без штанов, а с ружьем…
— Ой, смотри, сейчас в окно к тебе залезу прямо как есть… Ух ты мне, курносая!
Вокруг засмеялись. Похоже, никто ни о чем не догадывался. Если только этот мужик в трусах… Иначе зачем бы он стал о помидорах толковать? К тому же Володя несколько раз поймал на себе его испытующий взгляд.
Его не стали задерживать, когда он отправился с добровольцами проводить дружка. Рыжик шел согнувшись, он незаметно освобождался от помидоров, выкатывая их через прореху расстегнутой на пузе рубахи. Володя окончательно успокоился насчет Рыжика, не стал дожидаться, когда достучатся до Фиалковых, ободряюще хлопнул приятеля по плечу и вернулся обратно. И вовремя. Там события принимали новый оборот.
— Какая сука посмела стрелять в человека, в парнишку? Нет, в самом деле? — ораторствовал мужик в трусах, дожевывая помидор, потерянный на газоне Рыжиком. — В общем-то я, конечно, догадываюсь…
После этих загадочных слов он вытер ладонью рот, еще пошарил по газону, но больше ничего не обнаружил. Нашел глазами Володю Живодуева, подманил его пальцем.
— А ну-ка поделись, где помидоры? — полуобняв, спросил он его на ухо.
— Да ты что? Я-то при чем? — вырвался Володя.
— Товарищи! А дом-то этот? Смотрите… Будто там и не слышат, — подбросил кто-то идею, указав на темные окна Пинаевых.
— Будто это их и не касается…
— Шум под окнами, а они…
— Это, я вам скажу, не просто так, — ввернула из окна женщина в ночной рубашке.
Наметился очередной неожиданный поворот событий этой ночи. Все разглядывали дом Пинаевых, будто впервые его видели.
— Умора… — просипел человек в трусах, поднимая с газона ружье.
Над горой показался наконец краешек луны. Он быстро выступал из-за хребта, вырос сначала в горб, потом в круг, и луна отчалила от хребта в чистое без единой помарки небо, пролила свое сияние на городок, на неровные его дороги, на тротуары, кое-как выложенные добытыми в местной каменоломне известняковыми пластинами, весь он сразу стал призрачным, заполнился обманчивыми тенями. Кто-то кого-то ущипнул, послышался сдавленный смех, звонкий шлепок шутливой отмашки. Вот что значит летняя луна…
— Чшш… — зашипели. — Тихо! Идут.
Все насторожились.
Слышны стали отдаленные голоса, мужской и женский… Спорили. Вот двое вывернули из-за угла и нерешительно остановились.
«Неспроста! — мгновенно осенило стоящих у дома. — Чего это они вдруг остановились? Не бежать ли собрались?»
«Что там стряслось? — подумали, выйдя из-за угла, Пинаевы: улица не спит, кое-где окна раскрыты, свет в домах, народ какой-то возле их дома. — Может, обокрали? Обокрали… Конечно, обокрали!» — И они прибавили шаг.
Их ждали молча.
— Ага, голубчики, — произнес самый догадливый, — вернулись! Думали, все шито-крыто?
— Хватайте их, мужики! — взвизгнула женщина в ночной рубашке.
Василий Прохорович Пинаев протестовал:
— Кто вернулся? Это мы вернулись? Ну и что? А в чем дело, товарищи? В чем дело?
Но его уже прихватили за руки. И, надо отметить, с особым рвением. А как же! Человек в городе известный. А тут такое…
— Умора… — таинственно улыбался мужик в трусах. Но на него уже не обращали внимания.
— Брр… Холодно, — раскланялся он даме в ночной рубашке. — Счастливенько оставаться. — Он поправил еще раз ружье, отыскал снова Володю глазами и, тому показалось, заговорщически подмигнул.
— Да что же это происходит? — плакала женщина в беретке и в косынке, прижимая руки к груди. — Да отпустите вы его на самом деле!!!
— Риммочка, не волнуйся! — успокаивал ее Пинаев. — Это вам даром не пройдет, — дергал он плечом, вырывая руки. — Хулиганство какое! Не беспокойся, Римма, я скоро приду. Там разберутся. Там быстро разберутся!
Добровольцы уже потащили его в милицию.
И Володя Живодуев, чтобы не испытывать дальше судьбу, тоже наконец исчез с места происшествия.
Глава третья
Он и не думал бежать домой, сделал порядочный крюк, вышел к мосту. Даже несчастная эта ночь не остудила в нем азарта, но к нему теперь подметалась еще большая, чем раньше, неуверенность. Володе казалось, что за ним следят.
Такое беспричинное беспокойство испытывает тот, кто в ясную лунную ночь оказался в степи, идет по дороге, и кажется ему, что для кого-то он — как на ладони: невидимый наблюдатель либо в дымчатых далях, либо в густых тенях овражка…
Луна заполнила безмолвные улицы голубоватым сиянием, отсверкивая в спящих черных окнах, в битом стекле на обочине, в лужице у протекающей водопроводной колонки. И небо тревожное, не по-ночному высокое, далеко раздвинувшееся, пустынное. На вершине хребта, как раз на перевале, там, где трехногая геофизическая вышка, горит костер, отсюда он — как оранжевая трепещущая точка. Кто там? Что делает в этот пустынный час? Где взял дрова на голой вершине? Сколько неясностей в лунную ночь на земле… Наверное, с горы в эту пору открывается чудный вид на город, и по ту сторону — на долины двух сливающихся во сне речек. Сейчас они отблескивают лунным светом, в их полированной поверхности чернью перевернутый уремный лес, оранжевые точки рыбацких костров.