– Опаздываем, – невозмутимо сообщила она, когда я пыталась отдышаться, уперев ладони в колени. Зато согрелась.
– Возможно, стоит выходить пораньше? – язвительно поинтересовалась я. – Чтобы не опаздывать.
– Ты ничего не смыслишь в тайм-менеджменте, – отмахнулась Мышь, тормозя забрызганную грязью маршрутку.
– Зато ты в нем гуру! Мы поедем на… этом?
– Ты чего, Лиса? – Мышь обернулась и посмотрела на меня как на восьмое чудо света. Будто до этого дня Алиса просто обожала этот городской вид экстрима, где нужно одновременно суметь удержатся за поручень, отбиться от невероятно острых локтей предприимчивых пенсионерок, проталкивающихся к выходу, и достать деньги за проезд. Похоже, все эти прелести ждали меня прямо за порогом ржавой, невесть как державшейся на петлях грязной двери раритетного транспортного средства. Интересно, как оно ездит? Это вообще законно?
– Может, метро? – жалобно простонала я в спину ловко запрыгнувшей на ступеньку Мыши.
– Дамочка, хватит спать! – озверело прикрикнул на меня водитель, выпуская клубы сигаретного дыма прямо в лицо сидящему рядом с ним мужчине. Тот поморщился, но проявил геройскую сдержанность. – Или заходите, или дверь закройте, у меня график!
График у него, видите ли. Опаздывает, видать, на урок хороших манер.
Я протиснулась в глубь салона, почти потеряв надежду догнать юркнувшую куда-то в толпу предприимчивую «подругу», однако та цепко ухватила меня за рукав и усадила на невесть откуда взявшееся в переполненной маршрутке свободное место. Сама плюхнулась рядом, потеснив вспыхнувшую возмущением бойкую старушку.
– А может… – начала было я, но она резко перебила:
– Сиди.
Меня не нужно было уговаривать, и я не сдвинулась с места, ощущая затылком испепеляющий взгляд рассерженной пенсионерки. Эх, мне бы стать прежней хотя бы на пару минут – она бы почувствовала усталость и пересела в другой автобус, идущий к дому. К телевизору, любимому сериалу или, на худой конец, к дворовым сплетням. Нет, пожалуй, на сплетни сил ей бы уже не хватило. Я была так зла, так растеряна, что взяла бы больше, чем необходимо. Сожрала бы ее фон в секунды.
Если бы… Но пришлось выдержать ее взгляд одиннадцать длинных остановок. Готова поклясться, она еще долго мысленно проклинала нас с Мышью. Я четко представляла и мысли ее, и душный, вязкий шлейф досады, раздражения и жалости к себе, рассеивающийся в воздухе. Уходящая в никуда услада.
Я инвалид. Об этом подумалось легко и практически без эмоций. Словно на миг проснулась прежняя я – сдержанная и абсолютно честная с собой. Я никогда не пыталась себе врать, как-то сразу поняла: бесполезно. Иллюзии не делают людей счастливыми.
Если бы мама была тут, со мной, если бы знала хотя бы малую часть из того, что зовется моей жизнью, моим ежедневным забегом на длинные дистанции, я точно уверена, что бы она сказала. "Иди исповедайся, дочь. И тогда Бог пошлет тебе прощение, потому что Он всегда оказывает милость заблудшим душам". Наверное, я не настолько заблудилась, потому что извечные разговоры о религии всегда вызывали во мне скуку.
Не может бог быть настолько жесток, чтобы тасовать людей, словно карты, ловко меняя масть. Лишь человек способен на подобное зверство, а также на то, чтобы на это зверство ответить. Подставлять вторую щеку – самая большая глупость, которую только могли придумать для превращения людей в стадо. Стриксы не часть стада, они – охотники, как бы нас ни убеждали в обратном на еженедельных собраниях совета. Все разговоры о сдержанности ничто, когда просыпается дикий, неконтролируемый голод, когда ощущаешь почти осязаемую вседозволенность, власть над другим существом, беззащитным перед твоим даром. Голод – лишь цена, ведь за каждое удовольствие нужно платить.
О плате я знала с детства. И не позволяла себе забывать.
Знала ли о ней Алиса? Этот мотылек-однодневка, буквально приговоренная к смерти особенностями собственного организма. Как бы мы ни старались, люди с избыточной эмоциональностью, так подходящие нам на роль донора, редко живут долго. Рано или поздно им на пути встречается крайне неосторожный стрикс. Однако случившееся никак нельзя приписать к стандартам даже в случае с донором. Вряд ли Алиса успела понять, что произошло, даже если осознавала… А ведь что-то озаботило ее в тот вечер. Не то ли, что она не могла доподлинно вспомнить, как и я?
Итак, что мы имеем в итоге? Туманные воспоминания о вечере накануне обмена телами, настойчивого дикого, некий клуб по интересам, облюбовавший эзотерические практики, несколько смертей доноров, одна из которых тесно связана с моим прошлым, и новую жизнь, с "прелестями" которой теперь придется смириться.