Корнелиус с ружьем наготове, держа палец на спуске курка, решительно двинулся к кустарникам, которые тянулись ровной линией в пятидесяти шагах от камышей.
— Да что это, наконец, оптический обман, или эти растения наделены способностью двигаться?
Изумленный юноша ускорил шаг. Но расстояние между ним и кустарником оставалось неизменным.
— Дядя, — закричал он, — кустарники бегут от меня!
— Вижу, — ответил капитан, не менее Корнелиуса пораженный этим загадочным зрелищем.
— Ты видел когда-нибудь движущиеся кустарники?
— Никогда. И ни один натуралист не видел ничего подобного.
— Так что же это значит?
— Над нами насмехаются.
— Кто?
Не успел капитан ответить, как два странных существа выскочили из-за кустарников; они удирали по направлению к равнине такими странными и резкими прыжками, что их можно было принять за лягушек, если бы они бежали не так быстро.
— Да это кенгуру, — сказал Ван-Сталь. — Сохрани пули, они нам еще пригодятся.
— Для чего?
— Перед нами австралийцы, и в немалом количестве.
— Где же? Я не вижу ни одного.
— Под движущимися кустарниками или за ними. Они вырвали где-нибудь кусты, взяли их в руки и, спрятавшись за ними или под ними, ползут как змеи. Они хотят, конечно, заманить нас в какую-нибудь ловушку. Мне вспоминается, что они не раз уже пускали в ход этот хитрый маневр.
— Ты в этом уверен?
— Я убежден в этом. Но мы не будем так глупы, чтобы последовать за ними: они явно хотят завлечь нас к подножию той горы. Я думаю, что за чащей эвкалиптов, вон там под горой, находится все племя; туземцы ждут только удобного момента, чтобы напасть на нас.
— Как ты думаешь, знают ли они, что их вождь у нас в плену?
— Может быть, подозревают. Как бы то ни было, пусти-ка пулю в ближайший куст.
Юноша был хорошим стрелком, к тому же он хотел показать дяде, что он ничуть не боится. Он не заставил капитана дважды повторить приказ: приложился, прицелился и выстрелил.
Тогда не только тот куст, в который выстрелил Корнелиус, но и все остальные кусты полетели в сторону, и пятнадцать австралийцев, проворных как обезьяны, вскочили на ноги, потрясая своими каменными топорами. Но Ван-Сталь не дал им сделать ни шага вперед: из обоих стволов своего ружья он выпустил в них два заряда крупной дроби, градом осыпавшей туземцев.
Двух зарядов было достаточно, чтобы обратить туземцев в бегство. Все как один, воя от ужаса, бросились в лес.
— Ну что, — сказал капитан, — я не ошибся?
— Да, ты был прав.
— Я думаю, что на некоторое время этого урока будет достаточно.
— А потом? Как ты думаешь, они вернутся?
— Не сейчас же. Но их визита нужно ожидать в одну из ближайших ночей. Я знаю австралийцев и их приемы войны. Нужно удвоить бдительность; их приход не должен застать нас врасплох. Вернемся, Ван-Горн и Ханс будут беспокоиться, если мы еще задержимся.
Действительно, дальнейшие розыски были теперь бесполезны: в долине моряки рисковали попасть в новую западню. К тому же картина была ясна: австралийцы открыли пребывание белых на берегу и готовили на них нападение.
Капитан не боялся сейчас преследования дикарей, ибо туземцы всегда предпочитают нападать ночью. Он и Корнелиус спокойно направились через горы к берегу.
Подходя к лагерю, они с удивлением увидели, что работы остановились. Рыбаки, собравшись у шлюпок, горячо обсуждали что-то, а заготовщики трепанга даже не зажгли еще печей и о чем-то ожесточенно спорили со старым штурманом.
—Что бы это значило? — спрашивал капитан, еще издали завидев взволнованные группы малайцев.
— Не напали ли дикари на лагерь в наше отсутствие? — предположил Корнелиус.
— Вряд ли. Ван-Горн и Ханс стреляли бы по ним, а мы не слышали ни одного выстрела. Пойдем скорей!
Они быстро прошли расстояние, отделявшее их от лагеря, и подбежали сперва к заготовщикам, которые, окружив Ван-Горна и Ханса, голосили на разные лады.
— Что за шум? — закричал Ван-Сталь, пробравшись в середину толпы малайцев. — Почему никто не работает?
— Потому что они не хотят больше оставаться здесь, капитан, — отвечал Ван-Горн. — Они говорят, что не хотят быть съеденными дикарями ради прекрасных глаз хозяина.
— Они испугались дикарей, чудаки! — добавил Ханс.
— Мы хотим убраться отсюда, капитан! — сказал один из малайцев. — Нам осточертел этот берег, кишащий людоедами.
— Я хочу увезти мои кости на родину, — крикнул другой, — а не отдать их дикарям, чтобы они их обглодали!
— Домой! Мы хотим домой! — закричали со всех сторон.
— А я, — прогремел капитан, — я хочу остаться. И я не хочу быть съеденным ради прекрасных глаз хозяина, но я и не дамся дикарям. Ах вы, тропические кролики! Пусть над вами разорвется тысяча бомб! Разве мы нанялись для увеселительной прогулки по морю? Нет? А раз нанялись на работу, то должны довести ее до конца. «Хай-Нам» поднимет паруса, когда весь трепанг будет готов. А пока — за работу! Что касается дикарей, то это моя забота оградить вас от их нападения. И я об этом ни на минуту не забываю. Скорей к котлам!
Глава пятая. Ночное нападение
Ван-Сталь был не только превосходный моряк, но и человек большой энергии. Всему экипажу это было хорошо известно.
В этом столкновении с командой капитаном руководили, конечно, не интересы толстого Лин-Кинга, не знавшего уже счет своему богатству, но свойственная ему привычка все доводить до конца и не отступать ни перед какой опасностью, пока есть еще возможность сопротивляться.
Его твердость оказала решительное действие на малайцев, впечатлительных, но далеко не храбрых. Рыбаки первые принялись за работу. За ними и заготовщики потянулись к печам и стали разжигать их. Но работа шла теперь вяло, не то что в предыдущие дни.
Страх не покидал малайцев; если бы они не знали так хорошо твердого характера Ван-Сталя, они немедленно сбежали бы на джонку, бросив весь трепанг на произвол судьбы.
Несмотря на ободрявшее их присутствие капитана, который старался шутками и бодрым словом рассеять страх, малайцы невольно обращали взгляд на скалы, словно боялись, что вот-вот там покажется орда туземцев.
Капитан и его близкие тщательно скрывали свое беспокойство и принимаемые ими предупредительные меры против внезапного на-падения1 Они инстинктивно чувствовали, что там, в эвкалиптовых рощах, готовится что-то серьезное, угрожающее…
«Может быть, — думали они, — туда стягиваются отряды дикарей и там готовится ночная атака».
Хотя со стороны холмов и долины, до которых добрались во время разведки капитан и Корнелиус, не видно было ни одного живого существа, не донесся ни один крик, ни один сигнал, — некоторые признаки указывали на скопление там дикарей.
В середине дня было замечено, что несколько стай птиц поднялись над рощами и улетели на север.
То были хиониды, вид голубей, крупнее тех, что водятся в Европе, с совершенно белыми крыльями; соколы с оперением в черных и белых пятнах, какатоэс и еще один вид голубей, крупней фазанов, с блестящим синим, отсвечивающим медью оперением и крыльями, расцвеченными зеленым и желтым. Если птицы покидали лесистые места, то естественно было предположить, что их вспугнуло присутствие людей.
Позже капитан и Корнелиус, которые снова взобрались на одну из высот, чтобы осмотреть равнину, увидели несколько варрангал, или диких собак динго, таких же сильных, как волк, но с длинным и пушистым хвостом, делавшим их похожими на лисицу. Эти четвероногие имели, должно быть, те же, что и птицы, основания покинуть места, обычно служившие им убежищем.
Капитан и Корнелиус весь день пробыли вне лагеря; они бродили по скалам, подстерегая движение австралийцев.
К вечеру из леса убежали эму — громадные птицы, с каким-то обрубком вместо крыльев.
— Нам предстоит беспокойная ночь, Корнелиус, — сказал капитан, тревога которого к вечеру все усиливалась.