Рядом с ней нетерпеливо пританцовывал Элизабет. Пятнышко под глазом было похоже на синяк.
— Поверьте, я желала вам и Веронике добра. У нее, бедняжки, столько было разочарований в жизни. Юнга Юрочка, боцман Элизабет…
Потрепав Элизабета по шелковистой шерстке, я устремился дальше. И возле зимнего парка столкнулся с обезумело пляшущим Колей.
— Твой друг мне щуку отдал! — хлопнул он ладонью по брезентовой сумке.
— Попросил уже чего-нибудь? — тоже обрадовался я.
— Ага, чтоб в доме покой был. И чтоб транспорт точно по графику ходил. И чтоб нас никого не выселили.
— Неплохо, — сказал я. — Можно, и я попрошу?
— Валяй, — разрешил он и достал зеленоватую рыбину.
— Пусть не выселяют. Ладно? — обратился я к ней.
— Ты парень не промах, — сказала щука.
— И Снегуркин чтоб больше не пил. А Илья Ильич куда-нибудь устроился, И Чужедальний с работой справлялся.
— Много тебе надо, — ответила щука и, в свою очередь, взмолилась: — Отпустите меня! Я устала.
— А желания наши как же?
— Я простая, не волшебная, — призналась рыбина. — Но кого я ужучу, так это Директора. Говорящей ухи ему захотелось!
— Мы тебя очень хорошо устроим, отдохнешь, — обещал я ей и потащил Колю и щуку к инженеру по нежилым помещениям.
— К жене? Как я сразу не сообразил, — тоже воодушевился Коля.
Но встретили нас прохладно: у инженера сидел Директор.
— Чего явился? — спросила инженер у Коли. — Опять прощения будешь просить? Не прощу.
— Не помогла! — обиделся на щуку Коля и помчался ее выпускать.
А меня Директор ухватил за рукав, Он был мрачен. Спросил:
— Помнишь мою супругу? Позаботься о ней. А то и меня выселять собрались. Видишь, в нежилых помещениях прятаться буду.
— А товарищу вашему с трубкой передайте, что я по-прежнему весела и беззаботна, — наказала мне инженер. — За мной ухаживает скорняк, состоятельный человек. Обрабатывает шкурки кошек и собак. И уже сделал мне предложение.
Связи рушились и возникали на моих глазах, прорастали новыми побегами, и невозможно было увидеть вязь отношений и судеб застывшей — она изменялась каждую секунду. Каждую секунду какие-то хвостики, кончики оказывались повисшими, неувязанными. Но тут же и они вплетались в общий рисунок, зато высвобождались и вырастали, словно клубничные усы, другие.
Я заглянул домой. Барсуков сообщил, что Володя меня не дождался и ушел куда-то, правда, успев починить мой будильник. Комната и точно была наполнена убаюкивающим тиканьем. Я прилег и сразу уснул, Разбудил меня не звонок будильника, а стук в дверь, Это пожаловал Луйкин. Вид у Пети был строгий.
— На работу устроились, гражданин? — Он, не мигая, смотрел вдаль, и, должно быть, видел поле ромашек.
— Петя! — сказал я. — Ты не узнаешь меня?
— Вы, я гляжу, совсем распустились. Какой я вам Петя?
Рука все болела, и я понял, что должен показаться врачу. Захватив починенный будильник, я вышел на улицу. По привычке хотел идти пешком, но рядом затормозил троллейбус. Я удивился и неуверенно направился к нему. За баранкой сидел Володя, В кабине возле него нашлось место и для меня.
— Говорящая щука научила меня многому, — говорил мой друг. — Учитель, наш старичок, отдал мне ее с легкостью. Сперва я не понял, почему. А сейчас оценил его мудрость. Каждый сам должен убедиться: нельзя уповать на чудеса. Все от самих людей зависит. Вот я теперь буду водителем троллейбуса. Не надо угонять, надо просто хорошо работать.
— А я хотел бы перестилать крыши, — признался я.
— И отлично! — подбодрил меня он.
Очереди в прихожей не было, и женщина в странном наряде, будто сошедшая с полотна, на котором был изображен накатывающий морской вал, приняла меня сразу. Просила рассказать о себе. Я заговорил. Извинялся за сбивчивость. Объяснял, что отношусь к тем людям, которые сами себя не понимают, да еще и других запутывают.
Она слушала. А принесенный мною будильник журчал — это текло время.
— Сколько обезрыбленной воды утечет до тех пор, пока я поправлюсь? — спросил я.
— Мне кажется, вы совершенно здоровы, — сказала она.
Но укол сделала. И нетерпеливая тревога охватила меня: многие крыши в городе протекают, надо немедленно их латать, вот-вот начнет таять снег.