На трибунах поднялся неимоверный гвалт. Кирка пару раз залихватски свистнула, а Весения, щебеча что-то бессвязное, еще быстрее замахала веером.
Первым летел, как и положено командиру отряда, высокий и широкоплечий Йон. У него был нос с горбинкой, пухлые губы и черные курчавые волосы, покрывающие круглую голову, как мох покрывает камень. Штаны из потертой кожи, простая белая рубаха и пудовые кулаки придавали ему вид сельского парня.
Следом за командиром, приветственно помахивая рукой, словно принцесса своим подданным, парила миниатюрная Фиделис. Ее светлые локоны, украшенные цветами и заколками в виде стрекоз, так и сияли на солнце. Легкое белое платье делало Фиделис похожей на невесту.
— Йон! Йон! — закричала Весения, срываясь на визг. — Посмотри сюда!
Йон преломил бровь и, вместо того чтобы «посмотреть сюда», сделал в воздухе эффектный кульбит.
Фиделис сорвала самый крупный цветок с головы и бросила в сторону трибун. Пышный бутон голубой розы не долетел бы до зрителей, но в дело вмешался Зюйд — третий ловец отряда. Он дунул на цветок, изобразив, что шлет ему воздушный поцелуй. Бутон, трепеща нежными лепестками, закружился в воздухе и угодил точно Весении в лоб. Она вспыхнула и как бы ненароком сбросила цветок нижним рядам.
Вслед за Зюйдом из башни вылетели Ош и Ошака — брат и сестра, оба смуглые, поджарые, с бритыми головами. «Ошки — лысые кошки», — так звали их те, кто скрывал страх за презрением. А бояться было чего: брат и сестра обращались с копьем и луком так, будто родились с ними в руках. А главное, в Ошках чувствовалось что-то непредсказуемое и опасное, как в том кинжале, спрятанном за поясом эфрита. Джинни знала, что выпало на их долю. Ош и Ошака рано осиротели и долгое время бродяжничали по Восточным Опалам, что не могло не наложить на них отпечаток. У Ошек было одно выражение лица на двоих: как будто они постоянно ждут нападения из-за угла, да и сами всегда готовы напасть. Долго смотреть на брата с сестрой было невозможно: казалось, они обязательно перехватят твой взгляд, а потом, когда не ждешь, зажмут в темном углу и спросят: «Хочешь неприятностей?».
Другое дело Зюйд — кумир той части публики, которая больше любит весельчаков, чем силачей. Вот за кем можно было наблюдать часами. Непослушный огненный вихрь волос, вечная усмешка на тонких губах, крупные веснушки цвета охры. Зюйда отличал небрежно-щеголеватый стиль, в котором бархатная жилетка соседствовала с разбитыми ботинками, а черный шейный платок, по краю которого вился узор из черепов и роз, — с носками разных цветов. Все это служило поводом как для шуток, так и для восхищения.
Ловцы облетели площадь по кругу, а потом разделились. Музыка снова изменилась, став до того зажигательной, головокружительной и пьянящей, что не было сомнений: над мелодией поработали жрецы гармонии. Йон и Фиделис, по-королевски улыбаясь друг другу, закружились в танце, а Ош и Ошака устроили показательное выступление с оружием. Зюйд, оставшись один, растерянно огляделся. Вначале он попытался втесаться в первый дуэт, и даже в какой-то момент у него получилось занять место Фиделис (Йон подбросил ее в воздух, а поймал уже Зюйда), что вызвало взрыв смеха на трибунах. Затем рыжий ловец устремился к Ошкам. Те не обрадовались его появлению. Слева в рыжего ловца полетело копье, справа — пять стрел подряд. Все, конечно, было спланировано и отрепетировано заранее, но у Джинни, тем не менее, екнуло сердце. И не у нее одной, судя по ахам и охам, разлетевшимся по рядам. Однако у копья и стрел не было шансов. Зюйд двигался так, будто сделан не из кожи и костей, а из гибкой гуттаперчи. Ни одно из орудий не достигло цели. Ошака поймала копье, просвистевшее мимо Зюйда, и подняла его над головой, демонстрируя публике. В древке, на одинаковом расстоянии друг от друга, торчали пять стрел.
Рыжий ловец показно зевнул и звонко хлопнул в ладоши.
Воздух вновь озарился волшебным золотым светом. Зюйд вызвал пылинки-звездочки, и теперь, дирижируя руками, лепил из них самые разные фигуры.