— Это мне? — выдохнула Джинни. Она подбежала к бутыли, почему-то на цыпочках, как будто боялась спугнуть Искру. В спину донеслось ироничное:
— Ну что ты! Просто я решил, что мне мало одной инициации. Дай, думаю, повторю. Это так затягивает.
Джинни осторожно подхватила бутыль и, не сдержавшись, прижала к груди. Искра тихо и беззлобно зашипела, как разбуженный котенок. Луций встал рядом.
— Хотел приберечь до возвращения, но ты так просила, так умоляла...
Джинни закатила глаза.
— Да еще Зюйд с его встречным предложением. Я чуть не запустил в него камнем! — Луций изобразил, что бросает что-то с крыши.
— Погоди, разве ты уже тогда решил, что подаришь мне Искру?
— Голубика дожидается тебя со дня моей инициации. Когда ты отдала мне дар леопарда… — принц замялся, подбирая слова. — В общем, я понял, что должен отблагодарить тебя. Мог бы, конечно, отписать какие-нибудь земли или отсыпать драгоценных камней из казны, но…
Джинни повернулась к Луцию и вдруг, поддавшись чувствам, уткнулась носом ему в плечо. Принц приобнял ее — получилось неожиданно ловко и без смущения. По телу растеклось приятное, щекочущее тепло.
— Голубика? — Джинни мягко отстранилась и подняла бутыль, взглядом указав на Искру.
— Да, я дал ей имя. А что? Я всему даю имя. Вот эта крыша — Клемантисса. Башня — Жерар. А…
— Надеюсь, ты шутишь. Моему папе не нужен ученик-псих.
— Конечно, шучу, — сказал принц и шепотом добавил. — Клемантисса, ты этого не слышала.
Джинни спрятала бутыль под накидку, застегнула пуговицы и потуже затянула поясок.
— Ну что, пошли назад? — спросила она.
Луций расплылся в улыбке.
— Так и знал, что не дашь отдохнуть.
Они вышли из Обители, перешучиваясь и посмеиваясь, — и застыли, как громом пораженные.
Джинни и Луций уходили оттуда, где эфриты побеждены, а вернулись в совершенно другое место — где эфриты побеждают. Папа, Зюйд и Фиделис, почти прижавшись спинами друг к другу, отбивались от четырех эфритов. Еще один — Джинни узнала того, кто сбежал от Фиделис — кружил возле Облака, не спуская с него глаз. Не иначе, караулил темное желание.
— Как я мог забыть! — сквозь зубы простонал Луций. — Основной отряд. Тот, что шел через Соляную падь! Вот почему твой отец отправил нас в Обитель.
Принц закрутил в воздухе ладонью, собираясь снова открыть вход в укрытие. Джинни не сомневалась: Луций попытается затолкать ее внутрь, а сам отправится на подмогу папе, Зюйду и Фиделис. В голову не пришло ничего лучше, как со всего маху ударить принца по руке. Он воскликнул «Ау!» и затряс кистью, таращась на Джинни так, будто она превратилась в вихреголового червя.
— Я не буду прятаться! — в голове, заглушая звуки вокруг, ревела кровь. — Эфирь оружие! Себе и мне!
— Какое?! — воскликнул Луций. По его тону можно было понять, что принц не спрашивает, а скорее негодует. Но Джинни была слишком охвачена своими эмоциями, чтобы разбираться в чужих.
— Любое! — раздраженно выкрикнула она.
— Я не умею, — не менее раздраженно процедил Луций. — Не умею делать оружие. Не умею драться. Единственный боевой прием, который я знаю, «Хвостовой захват», да и то…
— Но папа тебя учил! — Джинни понимала, что они зря препираются и тратят драгоценные секунды. Однако чувства хлестали, как кровь из раны, и она не могла ничего поделать с этим.
— У тебя память отшибло?! Ты видела каждый урок! Сальто, нырок, петля. Он учил, как увернуться — а не как ударить! Да что я вообще… — Луций рубанул воздух рукой. — Только время теряю!
Он быстро наэфирил моток веревки и рванул к Облаку, стараясь держаться ближе к земле. Что он задумал, было ясно без слов: повторить трюк, который провернул с Йоном. Вот только Йон не двигался, и его внимание, пусть и неумышленно, отвлекали сразу несколько джиннов. А эфрит, на которого нацелился Луций, как ошпаренный метался у Облака и отвлечь его было некому.
Хотя как это некому? Джинни обожгла злость — как кнут, заставляющий лошадь бежать на пределе возможностей. Хватит медлить! Она взвилась в воздух и понеслась в сторону эфрита. Краснохвостый находился так близко к Облаку, что, казалось, задень его плечом, и мириады снежинок вопьются в его плоть острыми углами, разорвут в кровавые клочья. Джинни летела, не сводя глаз с эфрита. Она слышала рев метущихся желаний — и он все нарастал. Она чувствовала на лице дыхание Облака — и оно становилось все холоднее, все жестче. Щеки зудели, как отхлестанные. Слезились глаза. В Джинни, как она ни сопротивлялась, порциями вливался страх — как будто она маленькими стаканчиками пила холодную воду с колючими пузырьками. Еще сегодня утром она думала, что ни за что не приблизится к этой мясорубке. Но вот до Облака остается двадцать метров, пятнадцать, десять…