Love in vein
Жизнь иногда подкидывает удивительные штуки. Порой необходимо принять одно единственное решение. Без удобной золотой середины, просто сказать «да» или «нет». Я всегда выбирал второе, тем самым отказываясь от возможного счастья. Происходило это не из-за фантастического упрямства, а из-за того, что первый вариант, в силу моего странного существования, просто невозможен. У некоторых будто природой заложено отказываться от желаемого на полпути. Или это такая разновидность глупости. Злой рок, плохая карма, дурное окружение и так далее. Не исключено, что в отдельных случаях внешние влияния имеют место быть, но в большинстве люди сами виноваты в своих проблемах. Иные уж очень старательно изображают мучеников. Они просто не знают, что такое безысходность. Каково быть запертым в границах чего-то, как это произошло со мной. Запертым во всех смыслах. Как человек в коробке. Переживая всякий раз одни и те же события, я чувствую себя в безопасности, ведь ничего нового не происходит. Знаю, что никогда не умру от передоза, поэтому спокойно могу нюхать кокаин. Могу пить как лошадь и печень останется целой. Создатель наградил меня охренительным здоровьем, чёрт побери. Я даже рассудок не потеряю и не закончу жизнь в дурдоме, пуская слюни в рукав. От этого порой становится просто невыносимо. Такая вот странная ирония судьбы. Даже привидение, живущее на чердаке дома, не сможет навредить. Полиция никогда не найдёт меня с белыми как мел волосами и перекошенным от ужаса лицом. Я застрял в какой-то ебучей временной петле, из которой нет выхода. Нет смерти и забвения, поющих ангелов и яркого света впереди. Мрачные размышления о бесполезности моего существования, периодические ночные кошмары и приступы паники не уходят с течением времени. Как печальная похоронная процессия, они идут сзади, воют под скрипучую музыку и цепляются за руки. Время представляет из себя нечто совсем абстрактное, когда ты не можешь умереть. Какую-то часть жизни я провёл на чердаке и слушал ворчание немногочисленных обитателей этого последнего пристанища. Хорошо, что хоть удалось убраться оттуда достаточно быстро. Они постоянно нудели, ругались между собой и делали это слишком громко, поэтому я старался поплотнее спрятаться в своём тёмном жилище с круглыми окнами и не обращать на них внимания. Издалека мой дом напоминает разбухший от воды гроб, невесть каким образом оказавшийся посреди зеленовато-серого поля. Обстановка не блещет излишествами - две комнаты с простецкой мебелью, кухня с ванной и чердак, на котором обитает призрак девушки, жившей в доме ещё задолго до моего появления на свет. Мы друг другу не мешаем. Я не захожу наверх и не нарушаю покой соседки. А вот она не всегда бывает тихой. Порой вечерами призрачная девица начинает рыдать и стонать на все лады, поэтому мне приходится либо включать музыку громче, либо орать, чтобы она заткнулась. Эта сучка порой чуть ли не до бешенства доводит. Одна из комнат используется в качестве библиотеки. В ней целых два огромных шкафа, занимающих большую часть пространства, не считая окна, плотно занавешенного пыльными шторами. Иногда я беру какую-нибудь книгу, когда в голову совсем ничего не лезет. Нахожу отдельные моменты, на которых не заострял внимание раньше, и переживаю их заново. Эта хитрость помогает мозгам не превратится в кашу окончательно. Моё существование спокойно до тошноты. День начинается с того, что я встаю с кровати, смотрю на серое от непогоды небо, слушаю тихий шелест травы в поле через открытое окно и курю. Солнце в унылом крае, где я живу, никогда не светит. За постоянство огромное спасибо моему щедрому на детали создателю. Чтобы хоть как-то рассеять скуку, я запрыгиваю в свой умирающий «Корвет» и еду в город, такой же серый и однообразный, как захолустье. Брожу по улицам, разглядываю картонные лица и здания. Покупаю кокаин (в этом чёртовом городе им разве что дети не торгуют) и кое-что из еды на неделю. Затем в баре на окраине нажираюсь, снимаю всегда одну и ту же шлюху и трахаю её в близжайшем вшивом мотеле. Происходит так вовсе не потому, что она мне нравится, а потому, что нет возможности выбрать кого-то ещё. После этого всего возвращаюсь домой, к четырём стенам и круглым окнам. Работа у меня нехитрая - писать статьи для местной газеты. Времени это много не занимает и помогает сводить концы с концами. Год назад я написал роман, который продаётся в книжных магазинах города. Фантастика - штука увлекательная и молодёжь зачитывается ей так же, как и раньше. Сейчас я судорожно пишу второй роман, боясь ударить в грязь лицом. Знаю, что так и не допишу его до конца. Никогда не допишу. Понимаю свою нелогичность, но всё равно боюсь. Может, это какой-то инстинктивный страх, может побочное действие моего рациона - понятия не имею. А в хрупких мечтах я всё ещё вижу себя успешным писателем с огромной аудиторией... Я предпочитаю работать на пишущей машинке, полученной в наследство от моего деда, который писал рассказы в журнал. Некоторые из выпусков до сих пор хранятся в домашней библиотеке. Представляю, как бы дед гордился, узнав, что я в своих изысканиях ушёл дальше коротких публикаций. Придя домой, я начинаю работать сначала над статьёй, затем над романом. Много курю. Люблю действовать по плану, но всё же иногда от него отхожу, потому что меня иногда начинает тошнить от себя самого. Вечером отправляю с ноутбука письмо с вложенным файлом (чёртовы высокие технологии!) и с облегчением вздыхаю, глядя на клубы синеватого дыма в комнате. Затем туплю несколько минут и сажусь за машинку. Могу немного закинуться для разгона, но роман всё равно пишется медленно. Я продвигаюсь страниц на десять каждый день в лучшем случае. Да, ему не суждено быть дописанным, как и мне не суждено умереть, но это не значит, что нужно забивать на работу. Я могу написать страницу, затем прочесть её ещё раз, переписать, потом ещё раз прочесть, переписать заново, так как переделанный текст порой выходит отвратительным, а это ужасно действует на нервы. Особенно раздражает, когда пытаешься сосредоточиться, а призрачная соседка устраивает концерт наверху. Таким образом, убегая от одних проблем, я носом влетаю в другие. Чёрт меня дёрнул купить этот ужасный дом. Вечером я готовлю скромный ужин, который может позволить себе одинокий мужчина, смотрю старые фильмы или слушаю что-нибудь из запаса музыки, например «L.A. Woman» «The Doors» или «Helter Skelter» легендарной ливерпульской четвёрки. Могу пропустить стаканчик «Джонни Уокера». Или два. Иногда и больше. Если не клеится с писаниной, то я заряжаю ноздри и начинаю путешествие прочь из телесной оболочки. Про каждое из них можно написать полноценный роман, поэтому упомяну лишь последнее. Часы висели на стене, а секундная стрелка еле ползла по циферблату. Этот момент длился бесконечно долго. Я не мог пошевелится - ждал с замиранием сердца, когда эта ярко-красная тварь наконец-то достигнет своей цели. Только вот она не думала торопиться, поэтому волей-неволей приходилось тонуть в этом вязком действе, становясь его неотъемлемой частью. Глотка начала гореть, будто внутри находилась адская печь. Сердце билось набатом под рёбрами. По венам пробежал сильнейший импульс, а затем внутри что-то взорвалось множеством неоновых красок. Глотка начала гореть вновь от радостного предоргазменного вопля. Перед глазами пронеслась смесь из воспоминаний и сюрреалистического бреда. Я видел своего создателя, его близорукий прищур и нервно трясущиеся руки. Широкая морщина чёрной пропастью раскрылась посреди его лба и я упал в неё, окружённый плотным кольцом блуждающих огоньков. После этого даже сам не заметил, как отключился. В такие моменты порой кажется, что я вновь очарован. Будто желание слышать оживает вновь. Я мог бы раздавить устоявшееся положение дел, но не в силах сделать это без помощи. Поэтому есть всего лишь один путь: абстрагироваться от происходящего, в очередной раз упороться и представить, что всё не так уж плохо. Но были на моей памяти исключения, когда сбежать почти удалось. Вернее, был один лишь подобный случай. Размеренная жизнь кончилась, когда я однажды увидел из окна девушку. Белокожая и тонкая, она дрожала как тростинка на пронизывающем ветру. Я увидел её рано утром, едва продрав глаза, и сначала подумал, что сплю. Обычно моей историей интересуются всякие юнцы или потрёпанные жизнью типы. А тут вдруг девушка. Славный сюжетный поворот, ничего не скажешь. Мне было неловко за своё холостяцкое жилье, отросшую щетину и перегар, но всё же пришлось впустить внезапную гостью. На вид ей было не больше двадцати. Зелёные глаза, очки на носу, тяжёлый пучок русых волос на голове и капризный изгиб бледных губ. Привести в порядок я себя не успел, а она, казалось, вовсе не обращала внимания на это. Помню, в какой восторг Виктория пришла, увидев мою скромную библиотеку. Никто ещё так не восторгался паре старых шкафов... Вспоминая себя, стыдно становится от того, каким идиотом я был в далёкие двадцать. В общении она держалась достойно, как викторианская девица, была любезна, но ничего лишнего не рассказывала, несмотря на все мои ухищрения. Да и я не стал сразу во всё её посвящать. Например, в события пятилетней давности, когда моя жена и сын погибли в авиакатастро