— А получается ни то и ни другое, а что-то третье.
— Именно. Я сама, как коктейль. Во мне столько всего намешано. И плохого и хорошего.
— Нам ещё два коктейля, — сказал Галик подошедшему официанту.
— Каких? — осведомился тот.
— Каких ты хочешь? — повернулся Галик к Маричке.
— Мне без разницы.
— Мне тоже. Короче, два любых. На ваш выбор. Но нам - под настроение, — игриво закончил он.
Через пару минут официант принёс два коктейля.
— За знакомство, — поднял Галик бокал.
— За знакомство, — улыбнулась Маричка.
Она пригубила бокал, а затем посмотрела сквозь стенки его на него.
— Я тут нагуглила вас, и оказалось…
— Что оказалось?
— Никогда не думала, что у меня будет столь богатый ухажёр. Признайтесь, Галик, вы олигарх?
— Какой там олигарх! — скромно отмахнулся он. — Никаких заводов и пароходов. Так, по мелочи. Кусочек торгового центра. Зато, — похвастался он, — у меня есть «Жизнелюб». Это единственное, чем я горжусь.
— А что такое «Жизнелюб»?
— Это десятки точек раздачи бесплатных обедов из самых дорогих ресторанов Киева и танцевальная площадка с кинотеатром под открытым небом.
Официант принёс бутылку красного вина и модерновый штопор, ножки которого в его ловких руках плотно обхватили горлышко бутылки, затем несколько вращательных движений, – и штопор плотно вошёл в пробку; когда же официант резво отвёл ножки в сторону, пробка подалась вслед за штопором и с легким выхлопом бутылка была вскрыта. Сняв пробку со штопора, официант дал понюхать её Галику, а затем разлил вино в оба бокала. Он сделал это так умело, каждый раз вытирая горлышко салфеткой, что не пролил ни капли на благородную белизну скатерти, оправдывавшей название ресторана, и проделал всё так эротично, что заслужил небольшие аплодисменты от Марички.
* * *
Через час, выйдя из ресторана на свежий воздух, Галик и Маричка обнялись, скрестившись сзади руками, как давняя парочка, и не спеша пошли по узкой улочке.
— А вот здесь мой Андрюша живёт, — показала Маричка на двухэтажный дом с башенкой на крыше.
— Какой ещё Андрюша?
— Мой любимый, — протянула она опьяневшим голосом.
— Тот, который тебя бросил?
— И который ещё пожалеет об этом. У тебя есть мобильный? Дай, я звякну с твоего.
***
— Да, я слушаю, — поднёс Андрей к уху трубку, с недоумением посмотрев перед этим на неизвестный ему определившийся номер. — Говорите. Алё, кто это?
— Подожди, Оксана. Пусть он тебя проводит, — сказала Анна Яновна, и это прекрасно было слышно в трубке у Марички.
— Милый, это опять я, — ответила она, — выгляни в окошко, покажу тебе горошка.
Андрей выглянул в окошко и увидел внизу Маричку, стоявшую рядом с клоуном в жёлтом пиджаке. Одной рукой она держала возле уха айфон, а другой махала ему букетом алых роз.
Андрей молча поиграл желваками и обернулся он к Оксане.
— Я тебя провожу.
— Не надо, Андрей. Мне тут всего два шага идти.
— Пусть-пусть он тебя проводит, — настояла Анна Яновна, — время уже позднее. А завтра приходи к нам на обед. Хорошо?
— Хорошо. До свиданья.
* * *
— Бросил трубку, — обиженно произнесла Маричка, возвращая айфон Галику. — Надо же! В упор ничего не видит, а слушает только свою мамочку. Она считает, что я ему не пара. Конечно, на меня многие обращают внимание. Но разве это повод убеждать его, что я буду изменять ему на каждом шагу? Ну! Даже не хочет со мной разговаривать.
— А о чем нам с ним разговаривать? — обнял Галик её за плечи. — Если он до сих пор не понял, кто тут самая красивая, и что он может потерять, — потянулся он к ней губами.
Маричка ответила ему. Её отчаянный поцелуй даже отдалённо не напоминал того манерного поцелуйчика в ресторане. Это было нечто похожее на мгновенный порыв ветра, на какой-то пьяный порыв из-за отвергнутой любви, на прорыв чувственности из подсознания. Это длилось мгновенье, но и этого оказалось достаточным, чтобы завести Галика, как механическую игрушку, заводным ключиком до упора.
— О боже, сколько в тебе страсти, — прошептал он, — ты не хочешь и дальше поласкать своего горошка? Пойдём куда-нибудь в скверик, в парк… или ещё лучше…покатаемся на «Порше», который отвезёт нас в отель «Эмигранд»?
— Проведи меня лучше домой, — как-то утомлённо вдруг и опустошённо произнесла она.
— В такое детское время? Ещё нет и восьми часов, — взглянул он на часы.
Часы у него были раритетные, единственные в мире, от Antonio Presuzo. На циферблате мужик на Феррари трахал красотку. Каждые две секунды – одна фрикция.