Усок глубоко вздохнул, продолжая продвигаться по коридорам в сторону учительской, пытаясь здраво оценить свое недавнее поведение. Почему он вообще начал думать об этом? Почему его мозг проводит такие странные параллели и делает это в таком несуразном и хаотичном виде?
Его мыслям полагалось быть структурированными, отточенными и четкими, как и его поведению, но все то, что он делал в последнее время, лишь с натяжкой можно назвать адекватными действиями.
Ему пора исправляться.
Ему пора приходить в себя. Вот только…
- А я вам говорю, что это невозможно!
Внутреннее помещение для торжественных ежедневных сборов его коллег встретило его довольно громким возгласом учительницы по химии. Усок не был уверен на сто процентов, но, кажется, ее звали Чон Сунхи.
- Что же вы это так рьяно его защищаете, мисс Чон? – посмеялся над ней еще один преподаватель химии, имени которого Усок уж точно не помнил.
Он, практически не выдавая своего присутствия, поприветствовал всех одним тихим и неприметным «здравствуйте» и прошел на свое место почти на цыпочках. Уж во что, а в споры учителей лезть было нельзя. Причем не только ученикам, но и остальным сознательным учителям, переживающим за свою жизнь, тоже.
Его раздражающий сонбэ, сидевший на своем стандартном месте по соседству с Усоком, что-то мило напевал себе под нос и при этом увлеченно печатал на своем мини-ноутбуке, который выглядел на фоне этого довольно высокого человека крайне комично.
- Сонбэ, - осторожно начал он, наклоняясь немного вправо, - в чем весь сыр-бор?
Тот мгновенно отвлекся от своего занятия, чем бы там оно ни было, и повернулся в сторону Усока, одаривая его лучезарной улыбкой. Затем он также наклонился в сторону вопрошающего, и Усоку мгновенно начало казаться, что расстояние между ними оказалось все же чуть меньше, чем положено благочестивым и вежливым людям.
- Все из-за вчерашнего собрания, мой дорогой коллега. Видите ли, высказывания и просьбы директора натолкнули всех на мысль, небезосновательно причем, что кто-то из наших учителей начал встречаться с его или ее учеником или ученицей.
Усок смог выдать только слегка ошеломленное «оу» и отодвинуться, чтобы вновь погрузиться в пучины своих болотных размышлений. Его крайне позабавил тот факт, что подобные ситуации были, по всей видимости, не таким уж и редким явлением в их кругах. Он очень сильно постарался, чтобы скрыть улыбку, лезущую на его лицо как надоедливое насекомое, но не был уверен в том, насколько хорошо у него это получилось.
Тем временем обсуждение, которое постепенно накалялось до такой степени, что его можно было назвать спором, разрасталось по комнате словно облако ядовитого пара, и Усоку крайне не хотелось, чтобы его зацепило этими химикатами. С другой стороны, если вот так взять и ретироваться посреди переговоров о том, кто из учителей спит со своими учениками, то это будет выглядеть… как минимум странно.
Нужен был план, которого не было. Нужен был повод, который все не появлялся и не появлялся. Облако уже зацепило передние и соседние с ним столы, и это грозило отравлением ему самому уже в ближайшую минуту. Он абсолютно не был готов к этому, но сложившаяся обстановка, к его огромнейшему сожалению, не оставляла ему никакого выбора.
- Ну а вы что молчите, господа преподаватели начальных классов за последней партой? – стрела, обернутая в иронию, прилета, как показалось Усоку, прямо промеж его глаз.
Он глубоко вздохнул и уже мысленно подготовился к тому, чтобы начать оправдываться, но, слава всем существующим и несуществующим богам, на этот раз сонбэ отвел от него удар.
- Ну а что мы можем думать, уважаемые коллеги, наше дело - маленькое, собственно, как и наши ученики. Будь они хотя бы на десять лет постарше, то тогда можно было бы и вступать в дискуссию, а так, только слухи разводить, а к чему это? Правильно, совершенно ни к чему, да и не подобает приличным людям.
Усоку нечего было добавить к подобному великолепнейшему ответу, и он лишь слабо улыбнулся и одобрительно кивнул, демонстрируя, что во всем согласен с предыдущим оратором. После этого спор плавно сошел на нет, но в воздухе продолжало витать волнение от неудовлетворенного любопытства.
Это до боли напоминало все то, что происходило с ним в тот раз. Ситуации были до того похожими, что в его душу начали прокрадываться мелкие, словно вошь, сомнения о природе возникающих в его школе явлений. Ведь если существовала вероятность того, что Вэй работал вместе с ним (а она существовала), то он вполне мог устроить что-то подобное специально…
Но нет.
У Усока не было абсолютно никаких поводов думать, что Вэй может знать о том случае. Конечно, он всем своим видом (точнее манерой своего письма) показывал, что он знает об Усоке все, но так ли это было на самом деле? Ему хотелось и одновременно не хотелось знать ответ на этот вопрос.
Путь до своего кабинета он проделывал почти на автомате, пока все возможные варианты развития событий перекатывались по его мыслям, словно слегка подтаявшее масло по блюдцу. И, подобно этому же самому маслу, они оставляли за собой вязкий, мешающий ему спокойно существовать след из ощущения некоего постоянного постороннего присутствия.
…
День проходил напряженно, он то и дело отвлекался от занятий, ловя очередной удар от своего же собственного подсознания, и к концу последнего урока он стал замечать косые и взволнованные взгляды практически ото всех учеников.
Это было плохо, категорически нельзя было позволять личным проблемам проникать в его работу и беспокоить его детей. Он стойко дотерпел до конца, распустил всех в свободное послеурочное плаванье, забыв дать домашнее задание, и поспешил обратно в учительскую в поисках поддержки, как бы странно это ни звучало, от своего раздражающего сонбэ.
Ему просто нужно было ненадолго отвлечься, влиться в свою естественную среду, в которой на заднем фоне его коллеги обсуждают успеваемость или неуспеваемость своих учеников, а Чонвон-сонбэ продолжает увлеченно рассказывать о совершенно неважных вещах.
Он вошел в учительскую практически на автомате, будучи затерянным где-то в своих мыслях, но, уже оказавшись за своим столом, он понял, что справа нет того привычного присутствия самого болтливого человека на свете, а перед ним, на его рабочем столе снова лежит конверт.
Конверт… обернутый зеленой лентой, которая была изящно завязана в бант, чьи края ниспадали кудряшками на белую поверхность приятной бархатной бумаги. Выглядело до боли потрясающе.
И все же…
Он не стал церемониться.
В два движения, за которые он развязал бант и открыл края конверта, Усок заполучил в свои руки послание, которое было настолько лаконичным, насколько это вообще возможно:
«Буду ждать на центральной площади.
С любовью,
Вэй»
Он уже в который раз за последнее время глубоко вздохнул и отложил записку в максимально отстраненной манере. Ему казалось, что он целиком и полностью контролировал ситуацию, что он нисколько не напуган, да он и не мог позволить себе испугаться сейчас.
Только не на работе.
Но, тем не менее, когда он поднял взгляд, который до этого был словно приклеен к неровной и заросшей бумагами поверхности его стола, то комната перед ним помутнела, а сам Усок чуть резче, чем ему хотелось бы, схватился за ручки своего кресла. И ему очень повезло, что его бравая офисная лошадка не подвела его, и не издала никаких лишних звуков, которые могли бы обратить на него ненужное внимание.
Вновь обретя ясность мыслей и аккуратно оглядевшись, он почувствовал себя словно в какой-то компьютерной игре, где ему нужно было прятаться от врагов, находившихся буквально повсюду. Один неверный шаг, малейший сбой в отлаженном маршруте, и миссию придется проходить заново.