Спустя какое-то время, Джинхек слегка приподнялся, опираясь на локти, чтобы попробовать хотя бы на мгновение задержать Усока, но именно в этот момент он взял его уже вновь полувставший член в рот…
Конечно же, Усоку крайне льстил тот факт, что он смог довести Джинхека до разрядки за такое короткое время, но при этом он ни в коем случае не мог вот так вот просто его отпустить. Не сегодня. Он был готов слизать каждую каплю его семени с каждого сантиметра его кожи, особенно наслаждаясь при этом надрывными стонами и полуозвученными просьбами остановиться.
Он и сам был на грани разрядки, но понимал, что чем дольше ему удастся продержаться, тем лучше, тем ярче будут потом ощущения. Он растягивал этот процесс, дожидаясь того момента, когда Джинхек посмотрит на него, и когда это случилось, и он взял его член в рот, то, боже мой, чуть не кончил в ту же секунду. Он прикрыл глаза и замер на мгновение, стараясь привести свои мысли в порядок, но это казалось просто невыполнимой задачей в таком однозначном положении, особенно на фоне ощущения того, что член в твоем рту становиться все тверже и тверже.
Он сделал усилие, чтобы заглотить его до конца, и все внешние звуки практически мгновенно канули для него в небытие, словно его мозг намеренно отключил ему один из органов чувств, чтобы усилить восприятие остальных. Усок сосредоточился на процессе, стараясь при этом не обращать внимание на собственное возбуждение и руку в своих волосах, которая так сильно и так приятно сжимала их…
Джинхек, понимая, что не продержится долго и в этот раз, постарался взять Усока за волосы, чтобы хоть как-то замедлить его, но это действие, казалось, лишь еще больше распалило его. Он понял, что если кончит вот так вот еще раз, то уже будет ни на что не годен, и принял волевое и очень сложное решение остановить Усока прямо сейчас и приложить все усилия, чтобы он тоже кончил вместе с ним. Тот слегка поморщился, когда его оттянули за волосы, но Джинхек поспешил загладить свою вину, заменяя свой член в его рту на язык и заваливая его на спину, прижимаясь к нему так плотно, что он весь целиком буквально исчез под ним.
Это выглядело так невероятно круто, и Джинхек поспешил взять оба их члена в свою руку, но сжал ее слегка сильнее, чем нужно, как ему показалось из реакции Усока. Однако же спешно последовавшие за этим стоны удовольствия давали ему зеленый свет на дальнейшие действия, а сам Усок источал до того гипнотизирующую ауру животного наслаждения, что у Джинхека едва хватало выдержки не пытаться заходить дальше, чем ему было позволено на данный момент.
Он начал толкаться бедрами вперед и назад, что порождало невероятно приятные ощущения, и при этом он отчаянно старался удержать Усока на месте, пока тот заходился и извивался от возбуждения, и царапал все, до чего только дотягивались его ногти.
Джинхек вскоре не выдержал и кончил, к своему огромному облегчению понимая, что Усок кончил за ним следом, и без сил упал на этого ненасытного парня. Однако же он быстро опомнился и перекатился набок, думая, что наверняка доставляет тому кучу неудобств, вот так вот внаглую валяясь на нем…
Сказал бы кто Усоку еще буквально неделю назад, что он сможет кончить от вида того, как кончает кто-то другой, и он бы рассмеялся этому человеку в лицо. И тем не менее, прямо сейчас, он лежал на сбившейся под его спиной в клочья простыне, медленно осознавая, что он кончил именно от того, что увидел, а точнее почувствовал, как кончает Джинхек. Это просто поражало, совершенно не укладывалось в его голове и… очень сильно заводило.
Джинхек практически свалился на него, и Усоку было безумно приятно ощущать его вес и тепло на себе, но он вскоре отодвинулся, к огромному его сожалению, и, в погоне за мимолетным ощущением сладкого послевкусия, он повернул голову вправо и застыл от того, насколько прекрасно-раскрасневшимся тот был.
Слегка отдышавшись, Джинхек повернулся к нему на бок, улыбнулся своей невероятно яркой улыбкой и начал перебирать его волосы. А Усок чувствовал тепло и умиротворение, такое, словно он был готов умереть вот так, в кровати парня, которого он знает всего ничего, и который стал, тем не менее, его самой большой любовью в жизни.
Глупости какие-то…
- Прости, - сказал тот, зевая, - я что-то засыпаю.
- Ничего, - ответил Усок, слегка пододвигаясь, чтобы устроиться поудобнее в его объятиях, - давай поспим.
- Окей, - прошептал тот, укутывая Усока своими руками и устраивая свой подборок на его макушке.
И они уснули, спокойно и умиротворенно, погруженные каждый в свое собственное отрешенное состояние.
***
Усок не мог сказать наверняка, что именно его разбудило.
Он резко поднялся и затем осел на кровати, словно марионетка, у которой надрезали одну из нитей, и которой невозможно было более филигранно управлять, не выдавая присутствия кукловода.
Спустя буквально пару мгновений, он все же понял, что именно вытянуло его из сладких объятий серых сновидений, когда в его голове начали звучать какие-то отголоски то ли шума, то ли шепота. Он перевел свой встревоженный взгляд влево, чтобы проверить, не Джинхек ли это говорит…
Но это был не Джинхек. Тот спал как убитый, его рот был слегка приоткрыт, но оттуда не исходило не звука.
Тем временем шепот все сильнее нарастал его голове и это грозило перерасти в катастрофу, если срочно ничего с этим не сделать. Усок совершенно не мог разобрать слов, как будто они были на древнем языке каких-нибудь богов, и он ума не мог приложить, откуда в его голове взялась подобная ассоциация.
Он аккуратно, насколько это возможно, поднялся, чтобы не разбудить Джинхека, и рванул в ванную, чтобы умыть лицо холодной водой и заодно вымыть всю эту дурь из своей головы. Идти было тяжело, тело атаковала тягучая слабость, однако он имел опыт преодоления и не таких препятствий, и вскоре был уже около раковины, возле которой висело чудесное оранжево-персиковое полотенце с изображением, как ни странно, персиков.
Усок обожал персики.
И это была самая наиглупейшая мысль, которую только можно было заполучить в свое сознание в данный момент, но, как бы глупо это ни звучало, она помогла. Шепот потихоньку сходил на нет, пока его рассудок заполоняли умиротворяющие персиковые оттенки и персиковый запах.
Он вывернул кран с холодной водой и окатил себя ее пробирающей жгучестью. Ее капли, сконцентрировавшись на его лице и кончиках волос, медленно катились вниз, в надежде захватить все его тело, не встречая у себя на пути никаких препятствий. Но Усок попросту отказывался сдаваться в лапы врага и брать это персиковое полотенце, дабы спастись от холодной воды. Уж слишком чистым оно казалось ему, неподходящим для такого грязного тела, как у него.
Его взгляд мельком зацепился за свое отражение в зеркале, и он имел удовольствие пронаблюдать сотни различных оттенков, расцветающих на белом полотне его кожи. Словно он и правда был жертвой для некоего божества…
Зеркало не смогло на этот раз захватить его в плен своей искаженной реальности, потому что Усок четко и ясно осознавал надобность бежать отсюда подальше, пока большой монстр в соседней комнате еще спал и видел сладкие сны о кофе и мандаринах.
В комнате было сравнительно темно, как и на улице, но это ничуть не помешало ему быстро подсобрать собственную одежду. И пока он натягивал на себя чудом не пострадавшие штаны, его глаза блуждали по длинным, рельефным ногам Джинхека. Пока он облачался в измятую на тысячи изгибов рубашку, его взгляд перескакивал с одного пятна на коже Джинхека на другое. И пока он застегивал все существующие на его одежде пуговицы и пояс, то перед ним во всей красе предстали руки Джинхека: красивые, скульптурные, искусанные и изодранные в кровь.