Он слегка трясет головой, словно пытаясь выбросить из нее ненужные мысли, и отодвигает указательным пальцем правой руки уголок конверта, чтобы поместить письмо обратно, туда, откуда оно родилось в его мир, но в последний момент он замечает, что в конверте лежит что-то еще.
Он мгновенно откладывает письмо, оставляя его прямо на своем ноутбуке, и с любопытством заглядывает в конверт, раздвигая его двумя пальцами для лучшего обзора. И в итоге выуживает оттуда кусочек бумаги.
Кусочек. мать его. бумаги.
Усок закатывает глаза и думает, что это начинает походить на какую-то злую шутку. Причем смеется здесь сам Усок над самим же собой. Этот кусок бумаги при ближайшем рассмотрении не представляет собой ничего особенного, и парень мысленно отвешивает себе пощечину за то, что уже успел напридумывать себе сказку со сталкером и жертвой в главных ролях.
Словно желая покончить со всем этим как можно скорее, он, наконец, объединяет две части этого бумажного террора в одну, лениво семенит к своей прикроватной тумбочке и убирает его в нижний ящик, которым никогда не используется.
С глаз долой – из сердца вон.
Спать и хочется, и одновременно не хочется, и Усок снова падает на диван, нехотя включая телевизор, даже не потрудившись пощелкать каналы в поисках чего-то интересного. Он попадает на какой-то концерт классической музыки, и под яркие, красивые, но такие скучные мелодии его день медленно начинает подходить к концу…
… Следующим утром он просыпается от первого же будильника. Телефон, крайне противно вибрируя на стеклянной поверхности журнального столика, весьма красноречиво сообщает владельцу, что ему пора вставать, если он хочет провести это утро спокойно, а не как вчера.
Но, как только Усок тянется, чтобы отключить звук, он понимает, что проснулся, скорее всего, даже не из-за него, а от дикой боли в спине и шее. Он со стоном пытается поерзать на месте, чтобы хоть как-то уменьшить свои страдания, и в который раз напоминает себе, что в двадцать семь лет засыпать на диванах в неестественных позах уже нельзя. Особенно, если завтра на работу.
А затем начинается утренняя рутина. Душ, выбор между белой и белой рубашкой, воображаемый завтрак, поиск ключей, и, наконец, торжественный момент выхода наружу. Каждый раз, ступая за порог своей небольшой квартирки, Усок словно преображается: расправляет плечи, его лицо принимает возвышенно-спокойное выражение, а его походка становится плавной и даже немного соблазнительной.
Усок любит играть на публику.
Первым делом, он, конечно же, направляется в сторону кофейни. Идти до нее минут десять-пятнадцать максимум, но Усок уверен, что сегодня его дорога займет гораздо меньше времени, потому что пить хочется просто неимоверно.
Он идет, словно проносит себя, мимо улиц, толпы, шума, сквозь суету и быстротечность жизни, его мысли то несутся впереди него, будто развеселая собачка, то плетутся сзади, увлекаясь каким-нибудь плохо лежащим камнем. Звон колокольчика на двери кофейни приводит его в чувство, и он возвращается в реальность, отдавая своим мыслям команду «служить».
В кофейне человек пять, сидят за столами да ждут заказов у барной стойки. Он подходит ближе к ожидающим, и тут, откуда-то из глубин подсобки выплывает фигура, которую Усок никак не ожидал здесь сегодня увидеть.
- Добро пожаловать к нам, - говорит ему фигура, улыбаясь столь яркой улыбкой, от которой даже глаза начинают блестеть по-иному - рад Вас снова видеть.
Эта фраза, брошенная, казалось бы, вскользь, все же вызывает некое волнение в душе Усока. Ему приятно осознавать, что Джинхек помнит его, что он для него – кто-то. Кто-то абсолютно конкретный, а не просто очередной «какой-то» клиент.
- Лавандовый лимонад с собой, пожалуйста, - он делает заказ с легкой полуулыбкой и поджимает губы, пытаясь выудить из своей сумки кошелек.
- Будет сделано, с вас три тысячи вон.
Тот стоит за кассой и весь словно светится от счастья, и Усок невольно задумывается, каково было бы ощущать себя, если бы кто-нибудь (не обязательно Джинхек) вот так одаривал его своими эмоциями просто потому что.
Он вздыхает, понимая, что сегодня его тянет на какой-то бред, быстренько достает купюры и расплачивается. Его приглашают подождать заказ, и, присаживаясь за столик прямо напротив места, где происходит вся кофейная магия, он отстраненно наблюдает за тем, как люди уходят, разбирают свои заказы, и он остается здесь наедине с главным магом.
- Ваш лимонад готов, рад был для вас стараться! – сообщает Джинхек, продолжая улыбаться и смотря прямо на него.
Лучи утреннего солнца красиво заливают все небольшое пространство помещения, создавая великолепный эффект игры света с тенями, и делая все вокруг в два раза более атмосферным. Внутри тихо, лишь очень отдаленно с улицы доносятся какие-то звуки, многие из которых разбиваются о фасад кафе прежде, чем успевают достигнуть слуха его посетителей.
Джинхек не отходит от стойки, как он обычно делает, чтобы продолжить заниматься своими магическими обязанностями, а продолжает стоять на месте, словно желая отдать напиток Усоку лично.
И он не знает, что именно повлияло на него в тот момент: тишина и уют кафе, бодрое утро или же вчерашнее письмо, - но он, совершенно внезапно для себя, заговаривает с ним.
- Мне казалось, что сегодня не Ваша смена. Поменялись с кем-то?
И, словно ничего особенного не произошло, Усок берет свой напиток, обхватывает губами соломинку и делает первый глоток, такой сладкий и освежающий, выглядя при этом крайне соблазнительно. Он и сам не понимает, что творит в данный момент.
- Да-а-а, - тянется ему в ответ, - приходится подменять, у нас все внезапно заболели, так что я тут буду по-видимому еще неделю без выходных.
Джинхек вздыхает, отводя руку за голову, но его неисчезающая улыбка выдает то, что он не сильно возражает против сложившейся ситуации.
- Там, на самом деле, целая история, - продолжает он, к большому удивлению и к великой радости Усока, - но Вы, наверное, торопитесь, как и всегда.
Интонация, с которой он произносит последнюю фразу, достойна, по мнению Усока, почетного первого места на пьедестале интонаций, и… да, он признает, что окончательно сходит с ума сегодня утром. В ней и сожаление, и оттенок насмешки, и просьба, и намек на продолжение. А у Усока – колючее желание подыграть ему.
- Как ни странно, не сегодня, - Усок смотрит на свои часы скорее для галочки, нежели чем с целью узнать время, - если это, конечно, не был тонкий намек, чтобы избавиться от меня.
Эти слова как будто бы ударяют Джинхека под дых, внезапно и больно, и он сразу же словно сжимается на несколько сантиметров и испуганно смотрит на Усока.
- Нет, что Вы, я бы никогда…
А Усок в ответ просто смеется. Чуть сгибается, прикрывая рот рукой, и смотрит так по-дьявольски хитро и развратно.
- Я же шучу просто.
Джинхек пару секунд просто смотрит на него как-то нечитаемо, но затем расслабляется, и уже собирается ответить этому маленькому провокатору, как откуда-то сзади раздается звон того самого колокольчика, в кафе заходит парочка, и ему приходится приветствовать новых посетителей.
Пока те переговариваются между собой, выбирая кофе, Джинхек глядит на Усока извиняющимся взглядом и шепчет несмелое «в другой раз?». Усок только кивает ему в ответ, и уже думает уходить, но тут в его голову приходит шальная мысль.
Безусловно, он уже преодолел все свои возможные лимиты и ограничения на безрассудные действия на сегодня, но он просто не может сейчас остановиться. Словно бы дьявол с его левого плеча завладел его рассудком и подчинил себе его тело на несколько часов. Ну и кто, в итоге, Усок такой, чтобы сопротивляться самому дьяволу?
Он подходит к небольшой стойке с расходниками, берет оттуда салфетку, тратит еще секунд двадцать на то, чтобы отыскать в своей сумке ручку (в очередной раз обещая себе там прибраться), собирается с мыслями и пишет послание: