— Ты бы никогда не уехала без предупреждения, не убедившись, что все работает так как надо.
От интимности сказанного у меня перехватывает дыхание. Я слишком уязвима, он слишком близко, а в палате слишком пахнет нашим детством, чтобы я могла владеть собой.
— А оно не работает? Мне никто не звонил.
— Твой муж об этом позаботился перед отъездом, — холодно произносит Тэхён, в его тоне безошибочно режется сталь. Мне это не нравится, поэтому я спешу сменить тему.
— Так как ты узнал, что я именно здесь?
— Ты забыла кем я был в прошлом? Находить людей было частью моей работы.
Я выдавливаю из себя ироничную улыбку.
— Боюсь, я пока не в состоянии вернуть тебе долг и придется немного подождать.
— Не надо, Лиса, — без тени усмешки произносит Тэхён. — Как это произошло?
Он смотрит на меня так, словно ему необходимо услышать правду; словно ему и правда не все равно, и от нахлынувших чувств я начинаю задыхаться. Невидимая нить, привязывающая мое сердце к нему, натягивается, выворачивая грудь наизнанку. Я больше не могу удерживать его взгляд и, превозмогая боль, отворачиваюсь, чтобы посмотреть в потолок. Глаза зудят влагой, в носу колет, и я изо всех сил впиваюсь ногтями себе в ладонь, чтобы отрезвить самообладание. В его голосе нет сочувствия и нет намека на жалость — в этом проблема. Тэхён ведет себя так, словно мне еще есть место в его жизни.
— Я запуталась в ворсе ковра, — мне приходится делать паузы, чтобы вернуть себе способность дышать. — Упала. Неудачно. Потеряла сознание и очнулась здесь.
Я несколько раз моргаю, позволяя влаге закатиться обратно и убедившись, что они надежно заперты в слезных каналах, поворачиваюсь к Тэхёну. Он разглядывает мою щеку и мне стоит огромных усилий, чтобы слабовольно не прикрыть ее рукой.
— Я не хотела давать повод для сплетен и сама попросила Джексона ничего не говорить в офисе.
— Кто знает, что ты здесь?
— Мои родители.
— А твои подруги?
— У меня их немного, как ты мог бы догадаться. Джису не знает.
— Это он сделал?
Вот то, что страшило меня в его визите. Что Тэхён меня пожалеет, как уличную собаку с перебитой ногой. Идиотка. Какая же я идиотка. Как и всем мне тоже хочется верить в чудо.
— Не нужно жалеть меня, Тэхён, — я смотрю ему в глаза, раненное эго заставляет голос звучать твердо. — Это не он. Если ты поэтому пришел, то не стоило. Мне не нужна твоя жалость.
— Ты не вызываешь жалости, Лиса. На этот счет можешь быть спокойна.
— Добрый день, мисс Манобан, — на пороге палаты возникает доктор Ан, и с легкой улыбкой оглядывает нас. — Плановый осмотр.
Тэхён поднимается и касается рукой изголовья кровати, всего в нескольких дюймах от моего лица.
— Не буду вас отвлекать. Я заеду к тебе завтра, Лиса.
========== Глава 23 ==========
— А как поживает тот мальчик, который тебе нравится? Роун, правильно?
— Он не приходит в школу вторую неделю и теперь мне нравится Сон Богом, — беспечно отзывается голос Юны в трубке. — Когда ты вернешься, мам? Я хочу вместе посмотреть мультики.
Тоска по дочери отдается болезненным эхом в каждой клетке моего тела: я скучаю по ее запаху, по прикосновению ладони к густым волосам, по нашим объятиям, по возможности увидеть, как ее губы расплывается в озорной улыбке.
— Я постараюсь как можно скорее, но у меня очень много дел, милая. Тебе не стоит меня ждать, чтобы пересмотреть его. Обещаю, я не обижусь.
— Нет, — твердо произносит дочь. — Я дала себе слово не смотреть Короля Льва без тебя.
Я и впрямь стала более сентиментальной, находясь в больнице, потому что сейчас ее слова душат меня до глубины души. Впервые в жизни мои чувства полностью взаимны: Юна предана мне настолько же, насколько я предана ей.
— Это очень мило. Расскажи, чем ты занимаешься в свободное время.
— Я много танцую. А еще вчера хореограф Пак похвалила меня за отличный танец. Она назвала меня самой лучшей ученицей. Танцы это куда интереснее, чем теннис, мам. Если меня еще раз попытаются подразнить неудачницей, я разобью им нос.
— Это тот рыжеволосый, который учится на два класса старше? Он тебя обижает?
— Нет, меня он не трогает, но задирает неудачницей. Мне это не нравится.
— Может быть, стоит сказать об этом вашему учителю?
— Тогда я буду выглядеть как трусиха, — обиженно произносит дочь. — Хенджина все боятся, а я нет.
— Твое желание защитить друга похвально, но ты должна пообещать, что не будешь задираться первой.
— Обещаю. А ты пообещай, что не будешь ругаться, если из-за меня тебя вызовут в школу.
Я не могу не улыбнуться. Мне нравится, как мы с Юной выстроили свои отношения: она полностью доверяет мне, а я делаю все, чтобы ее доверие не обмануть. Это не всегда дается мне просто: я и сама готова вырвать Хенджин язык и ноги, лишь бы он никогда не подошел к моей дочке, но пообещала себе, что не буду мешать ей жить.
— А я когда-нибудь на тебя ругалась?
— Мммм…нет.
— Потому что я всегда на твоей стороне. Бабушка не заставляет тебя переодеваться?
— Она пыталась, но я отказалась. Брюки, которые она дала, ужасно колючие, и я стала чесаться.
Я представляю вытянувшееся лицо мамы и мысленно усмехаюсь. У нее нет рычагов воздействия на Юну, поэтому я спокойна. Моя дочь умеет отстаивать свои права, не испытывая при этом сомнений и угрызений совести — я об этом позаботилась.
— Когда я вернусь, мы купим тебе много мягких рубашек и джинсов и съедим кучу мороженого.
— Скорее бы. Ты улетела вместе с папой?
— Нет, милая. Мы улетели по отдельности, и я вернусь…
Остаток фразы застревает в горле, потому что дверь распахивается и в палату входит посетитель, которого я ждала с того момента, как он покинул мою палату вчера.
— Юна, я перезвоню тебе вечером. Помни, что я очень по тебе скучаю и очень тебя люблю.
— Я тоже, мам. Я сейчас пришлю тебе видео своего танца.
— Хорошо, милая, я жду.
Я отключаюсь и смотрю на Тэхёна, который, устроившись на стуле возле моей кровати, изучает глазами содержимое тумбочки.
— Садовые цветы быстро вянут, — он кивает на вазу с мимозами, чьи белоснежные лепестки немного подернулись желтизной. — Их стоит выбросить.
— Мне нравится, как они пахнут, и я не хочу их выбрасывать. Рада, что ты пришел.
Тэхён поворачивается ко мне: оценивающе оглядывает свежую повязку у меня на голове, правую скулу, торчащий из вены катетер, и сосредотачивается на глазах.
— Я же сказал, что заеду.
— Сейчас разгар рабочего дня, а у тебя наверняка много дел.
— Твоя дочь не приходит к тебе?
— Нет. Она не должна видеть меня в таком состоянии.
— Любишь её? — в глазах Тэхёна играют тысячи оттенков чёрного, взгляд до предела серьезен.
Я улыбаюсь и киваю. Улыбка — мой безусловный рефлекс, когда речь идет о Юне.
— Больше всего на свете.
Повисает пауза, в груди начинает знакомо жечь. Возможно, мне и правда стоит проконсультироваться с доктором Ан на предмет успокоительных.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, Тэхён. Все что угодно.
Он смотрит на меня, словно оценивает серьезность моего предложения, и его взгляд постепенно проясняется.
— В прошлом году я ездил в Рим.
— Рим? Я никогда там не была. Расскажи мне.
— Я арендовал автомобиль и объездил все окраины Рима. Особенно меня впечатлили Колизей и музеи, название которого я никогда не смогу выговорить.
Губы Тэхёна дергаются в улыбке, а я вдруг испытываю небывалое чувство умиротворения. Словно не было лет, разделяющих нас, нет этой больничной койки, а мы лежим на траве возле нашего озера, где мой лучший друг делится со мной своими приключениями. Я готова слушать его вечно
— Тебе понравился Рим.
— Я мало где бывал, поэтому у него не было шансов мне не понравиться.