В день перед выпиской мне снятся беспокойные сны, я просыпаюсь рано и после того, как принимаю душ, и нарочито медленно упаковываю сумку в ожидании звонка родителей. Оценив свое отражение в зеркале, наношу немного тонального средства и румян — мой цвет лица с натяжкой можно назвать здоровым, а я хочу выглядеть хорошо перед долгожданной встречей с дочерью.
Через час дверь в палату распахивается и при виде вошедшего во мне поднимаются гнев и недоумение. На пороге с очередным неуместно огромным букетом стоит Джексон. Когда наши взгляды пересекаются, его лицо озаряется напряженной улыбкой.
— Я приехал, чтобы забрать тебя, Лиса.
— Меня заберут родители.
— Мы созванивались с твоей мамой и решили, что будет правильнее, если тебя заберу я.
От ощущения бессилия и злости, я готова кричать. Ошибочно думать, что люди способны меняться. Моя мать не изменится никогда.
— Лиса, давай не будем ссорится, — мягко произносит Джексон, очевидно, прочитав всю гамму эмоций на моем лице, которую я не считаю нужным прятать. — Я думал о тебе все время и очень скучал. Позволь мне наладить наши отношения. Давай заберем Юну у твоих родителей, поедем домой и спокойно поговорим.
Гневный ответ уже готов слететь с моего языка, но в этот момент в палату заходит медсестра, волоча с собой коляску.
— Где улыбка, мисс Манобан? Вы едете домой и скоро увидите свою девочку.
Упоминание Юны и ее добродушное лицо медсестры действуют на меня успокаивающе: я не возражаю, когда Джексон берет мою сумку и сама перебираюсь в кресло-каталку. Идиотский букет остается лежать на кровати, но в последний момент заботливая медсестра укладывает его мне на колени. Какие у меня есть варианты? Родители в очередной раз предали меня, словно нарочно указав на безвыходность моей ситуации.
— Я буду скучать по вам, мисс Манобан, — говорит медсестра на выходе из больницы и осторожно гладит меня по плечу. Не знаю, чем я заслужила ее расположение, потому что не прилагала ни малейших усилий, чтобы ей понравится, но на душе становится немного светлее. Иногда необходимо получить напоминание от третьих лиц, что ты достоин симпатии.
— И ты береги себя.
Джексон протягивает ко мне руки, чтобы помочь встать из кресла, но я их игнорирую и поднимаюсь сама. С раздражением смотрю на приоткрытую дверь его машины, пока все мое существо протестует против того, чтобы сесть внутрь. Из-за этого человека я едва не умерла, и мне претит мысль находиться с ним наедине в замкнутом пространстве.
— Я помогу тебе сесть, — заботливо произносит Джексон, пытаясь подхватить меня под локоть. Я одергиваю руку и, следуя внезапному импульсу, смотрю поверх его плеча. Открывшееся зрелище заставляет меня затаить дыхание, а сердце начать учащенно колотиться: на противоположной стороне парковки я вижу Тэхёна, и он целенаправленно движется к нам.
========== Глава 25 ==========
Смятение двусмысленностью ситуации, радость того, что Тэхён появился, паника и покалывающее возбуждение — все эти ощущения мне удается испытать одновременно. Мое замешательство не остается незамеченным для Джексона: он вопросительно оценивает мое лицо и оборачивается.
Расстояние между нами и Тэхёном стремительно сокращается, и мне требуется несколько секунд для понимания того, что он идет слишком быстро. Чересчур быстро для человека, не преследующего разрушительных целей. Я вижу, как напрягаются плечи Джексона и успеваю уловить запах зреющей угрозы — Тэхён больше не смотрит на меня. Его лицо напоминает маску ледяной ярости, и все внимание сосредоточенно на моем спутнике. Смуглая ладонь с длинными пальцами смыкается на затылке Джексона всего в нескольких дюймах от меня — от силы сжатия ногтевые пластины бледнеют и это становится для меня сигналом отшатнуться назад. Тело Джексона же, напротив, срывается с места и летит вперед; раздается скрежет ломающегося пластика, и он с глухим стоном валится на землю одновременно со сбитым автомобильным зеркалом. Асфальт окрашивается темными каплями крови — удар пришелся ему в лицо. Не дав ему возможности опомниться, Тэхён отводит ногу назад и и носком ботинка ударяет Джексона под ребра.
Меня словно загипнотизировали: нет ни страха, ни паники, ни желания прекратить происходящее, хотя я всегда испытывала отвращение к физической жестокости. На эти несколько секунд я позволяю себе наслаждаться возможностью быть слабой. Джексон заваливается на бок, и теперь я отчетливо вижу, что у него рассечена переносица, по лицу струится кровь, голубая рубашка и безупречно отглаженные брюк испачканы в пыли. Тэхён опускается на одно колено, ткань его дизайнерского пиджака растягивается, когда он заносит кулак и быстро обрушивает его вниз. Происходящее не имеет ничего общего со сценой из кинематографа: звуки не такие хрусткие и эффектные, удары не такие зрелищные, но от этого картина становится лишь более устрашающей. Сейчас я вижу другого Тэхёна, чей образ пылился на задворках моего воображения: машину по причинению боли, не знающей ни сожаления, ни жалости.
— Тэхён, хватит, — вернувшееся сознание выталкивает из меня необходимые слова, и я делаю шаг к нему с намерением остановить. — У тебя будут проблемы.
Тэхён выпрямляется над стонущим Джексоном и, коротко замахнувшись, опускает последний удар ногой ему под ребра. Его рубашка выбилась из-за пояса брюк, колени в пыли, а в глазах мерцает опасный металлический блеск.
— Пойдем в мою машину.
Это не походит на приглашение, скорее, распоряжение, но у меня нет ни малейшего желания возражать. Я бросаю последний взгляд на Джексона, который в глухим мычанием зажимает окровавленный нос и, убедившись, что умирать он не собирается, шагаю за Тэхёном. Эта односторонняя драка не обошлась без свидетелей: я замечаю перепуганные глаза девушки, выглядывающей из дверей голубого автомобиля, и парня в клетчатой рубашке, приложившего телефон к уху. Тэхён не выглядит так, словно его это беспокоит, поэтому я говорю себе не думать о последствиях.
— Как ты узнал о выписке?
— Твой лечащий врач сообщила мне.
— Вы общались?
Тэхён продолжает молча идти вперед, оставляя этот вопрос без ответа, но он мне уже не нужен. Все это время он думал обо мне. Ему определенно не все равно.
— Это ведь мог быть и не он.
— Это был он, — Тэхён бросает на меня быстрый взгляд, и его челюсть заметно напрягается. — Ты так и не научилась лгать, Лиса.
Он открывает для меня дверь Genesis GV80, и я осторожно опускаюсь в охлажденный салон. Сердце все еще бешено колотится, а разум настойчиво напоминает, что на расстоянии каких-то десятков футов все еще корчится от боли мой муж. Наверное, что-то во мне сломано с рождения, потому что мне наплевать. Сейчас, когда Тэхён рядом, я слишком чувствую себя в безопасности, а мир за пределами этого автомобиля кажется незначительным. Мама просчиталась, потому что я не одна.
Тэхён опускается на водительское сидение: на его висках поблескивают капли пота, волосы растрепаны. Он быстро прочесывает их пальцами и выжимает кнопку пуска двигателя, отчего машина плавно трогается с места. Внутри меня бурлит коктейль из самых противоречивых эмоций, но в нем по-прежнему превалирует одна: он здесь, рядом и ему точно не все равно.
— Куда ты меня везешь?
— В дом к твоим родителям, — твердо произносит Тэхён, глядя на дорогу. — Ты не должна возвращаться к нему, Лиса.
— Этого не было в моих планах. Я подаю на развод.
Тэхён несколько раз быстро моргает, его ладони крепче сжимают руль. Я не дышу, следя за его реакцией. Меняет ли это что-то для него, для нас?
— Ты говорила, что у твоей дочки каникулы, — его голос звучит тихо и ровно, глаза по-прежнему устремлены в лобовое стекло. — Уезжайте вдвоем из Сеула. В Францию, он по-прежнему нравится тебе?
У меня перехватывает дыхание. В детстве я изводила его рассказами об отдыхе в Париже, а Франция была моей любимой страной.