— Ты молчишь. Считаешь, что я тороплюсь?
Я мотаю головой, потому что мне нужно опровергнуть сказанное, но я все еще не могу выговорить ни слова. Я знаю, что нам еще многое предстоит: мой развод, рассказать обо всем Юне, но нужная мелодия сама собой играет в голове, обещая хэппи-энд.
— Ты права, я тороплюсь, — тихо продолжает Тэхён. — Это потому что я больше не хочу опаздывать жить.
========== Глава 43 ==========
Год и пять месяц спустя.
POV Taehyung
— Пап, сегодня для меня возьми клубничное! — выкрикивает Юна, ловко описывая окружность вокруг парковочного столба на электросамокате. — Я всегда пачкаю рубашку, а на этой будет не так заметно.
Уже несколько месяцев Юна называет меня «папой». Юна произносит это непринужденно и легко, как и все, что она делает: смеется, шутит, рассуждает о серьезных вещах, рисует. Я же каждый раз вздрагиваю. Не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы я свыкся с тем, что у меня есть они: моя дочь, самый необыкновенный ребенок на свете, и она, женщина, аналогов которой не существует в этом мире.
— А тебе, Лисенок? — перевожу взгляд на жену. — Сегодня ты в голубом. Какой вкус подойдет, если и ты решишь испачкаться?
— Насколько мне известно, в их ассортименте нет голубики, поэтому возьми любое, — придерживая рукой живот, Лиса грациозно опускается на скамейку. — Мне придется рассчитывать на собственную аккуратность.
Я киваю, но уходить не спешу. Она действительно совершенно уникальное создание. Ничем другим я объяснить то, что испытываю к ней, не могу. Жизнь рядом с Лисой — это ежесекундное любование: тем, насколько она красивая, тем, как меняется ее лицо, когда она улыбается. Даже ее недостатки для меня в тысячи раз привлекательнее чужих достоинств. Каждый ее взгляд, каждое идеальное движение — повод любить ее больше. Особенно сейчас, когда она носит нашего ребенка.
Даже будучи на восьмом месяце беременности, Лиса не теряет своей изысканной утонченности — пусть на ее лице совсем нет косметики и она одета в свободное платье, ни одной звезде Сеула не по силам с ней в этом тягаться. То, чего другие добиваются при помощи стилистов и денег, оставленных в салонах, в Лисе присутствует с рождения.
— Мы с твоими детьми ждем мороженого, Тэхён, — с насмешливой улыбкой напоминает Лиса. — А ты снова застыл и смотришь.
Да, я слишком долго смотрю на них и в очередной раз не сразу нахожу в себе сил, чтобы развернуться. Когда-нибудь это нежелание расставаться с ними даже на несколько минут пройдет. Когда-нибудь, когда я поверю, что она от меня никуда не денется, а моя дочь не перестанет называть меня своим отцом. И дело не в том, что я не доверяю ей. Если я что-то и знаю о собственной жене, так это то, что она совсем не умеет изворачиваться и лгать. И то, как она сейчас смотрит на меня, дает все основания считать себя самым счастливым человеком на земле. Потому что она, эта эксклюзивная, упрямая, невероятная женщина принадлежит только мне. Жизнь совсем не добрая игра, из которой все выходят с улыбками и медалями, но мы с ней — те самые счастливчики, которые справились. Лиса права, мне просто нужно больше времени, чтобы утвердиться в статусе победителя.
Я захожу в кафе, в котором мы с Юной бываем не менее трех раз в неделю, и встаю в конец очереди. Меня в очередной раз посещает мысль открыть подобное заведение ближе к дому: Юна будет счастлива, и в меню обязательно появится мороженое со вкусом голубики. Я как-то сказал об этом Лисе, на что она со свойственной ей прямотой ответила, что я лишь хочу побаловать Юну, и что идея потеряет смысл, когда она охладеет к мороженому. Она права, но я пока никак не могу распрощаться с желанием срывать для них звезды. Теперь, когда у меня наконец появилась семья, хочется каждый день доказывать им, как сильно я это ценю.
— Какие вкусы на этот раз? — продавец, друг и поклонник Юны, произносить вслух эти слова: «для моей дочери», «для моей жены». Моя семья. То, о чем я запрещал себе думать годами, сбылось.
Я забираю три загорелых рожка и разворачиваюсь к двери. Из-за стеклянной двери вижу Юну и Лису и мысленно выдыхаю: они все еще здесь и это не сон. Это пройдет, знаю, пройдет. Просто нужно время.
По пути к выходу чье-то внимание заставляет меня обернуться. За дальним угловым столом я вижу его, чье имя не люблю произносить. Бывший муж Лисы сидит в компании невзрачной брюнетки, блеклой тени моей жены. Мы встречаемся глазами, и он сразу же их отводит, но я все равно продолжаю смотреть. Это мое личное напоминание ему, чтобы не смел приближаться в моему счастью. Пусть он беспрепятственно продал пакет своих акций и отказался от всех претензий на мою дочь, это не умаляет мою неприязнь к нему. Не удивлюсь, что в неожиданном всплеске благородства нет его заслуги, и это Лиса нашла способ его шантажировать, чтобы он исчез из нашей жизни.
Для меня Джексон Ван навсегда останется человеком, который в прошлом забрал то, что всегда принадлежало мне. Ее первый поцелуй, ее первый секс, ее первое замужество, первый крик моей дочери. За это я никогда его не прощу, пусть кто-то и скажет, что в этом нет его вины. Лиса говорит, что не держит на него зла, потому что он слаб, но я быть столь щедрым не обязан. Из-за него я мог потерять ее навсегда — он поднял на нее руку. Год назад каждый раз выходя из больницы, я всерьез раздумывал над тем, чтобы его убить.
Я ненавижу его, потому что он является напоминанием о моей слабости. Что тогда, много лет назад, он был тем, кто действовал увереннее, кто не бежал от себя и остался с ней рядом, тем, кто в итоге получил время с ней, предназначенное мне. Мне наплевать, насколько это неправильно: на лавры гуманности никогда не претендовал, и таким я себя устраиваю. Устраиваю и ее, а большего мне надо.
— И впрямь немного отдает голубизной, — Лиса крутит в руках рожок и улыбается. — Вам и впрямь можно доверять покупки, мистер Ким.
Со мной она совсем другая, не такая как с остальными: улыбчивее, ранимее, мягче. Ее по-прежнему побаиваются слабаки, и скажи я им, что она самая нежная на свете женщина, они конечно бы не поверили. Но она именно такая. Нежная, упрямая, сексуальная, строгая, добрая, ироничная. В ней так много разных граней, что и жизни не хватит, чтобы перетрогать их все. Я знаю, что она боится, что прошлое по нам ударит, и что наступит день, когда я за него упрекну. Я бы солгал, если сказал, что внутри ничего не щемит, когда я слышу ее имя, и что мне было легко те долгие месяцы, когда Юна считала отцом другого. Но она, моя дочь и наши будущие дети стоят того, чтобы позволить себе жить, не терзаясь прошлым. Я верю, что тогда, двадцать лет назад, Лиса мне подарила судьба. Если бы все было не так, за эти годы в одиночестве я нашел в себе силы выдернуть ее корни. Я пытался ее ненавидеть, пытался простить, убеждал себя, что переступил и забыл о ней, но ничего не менялось: каждый мой поступок, каждый заработанный цент, все это так или иначе было для нее одной. Поэтому я дал себе слово, что никогда ее не упрекну. По большому счету, прошлое теряет важность, когда на горизонте сверкает лучами целая жизнь.
— Толкается? — я прикладываю ладонь к теплому тугому животу Лисы и жду. До первого крика есть еще много приятных моментов, и я стараюсь их не упустить.
— Я тоже потрогаю! — отбросив самокат, Юна осторожно кладет руку рядом. Ее пальцы, перепачканные мороженым, задевают мои, и я невольно смотрю на Лису. Голубой цвет вряд ли спрячет клубнику.
Она улыбается, но я замечаю знакомый хрустальных отблеск на ее радужке, а потому поднимаю брови.
— Ты знаешь, что я не тряпка, Тэхён, — тихо отвечает Лиса и накрывает наши ладони своей. — Это просто гормоны.
Ни единого шанса. Я бы мог ждать ее всю свою жизнь.
Конец.