Все было уже готово к его приходу в этот мир. Еще один человек родился. Какое это чудо.
Я подошел к пустой колыбельке и подумал: здесь будешь ты.
Очень известная тема, что для всех есть пустой пока гроб, что где-то его делают, и однажды вы с ним встретитесь. Но ведь и колыбелька пустая для всех была в самом начале этой жизни. Вообще, конечно, большое преувеличение. Не всех хоронят и не всех в гробах. Не все дети спят в колыбельках. Но общая мысль же понятна? Жизнь — смерть, один-один.
Саша все перенесла хорошо, во всяком случае, мне так сказали, малыш у меня родился на девять из десяти по какой-то там шкале. Я договорился, чтобы Сашу перевели в отдельную палату, накинул сверху, чтобы меня пустили, но все вели себя очень строго и все время куда-то убегали.
Я попал к ней только на рассвете.
Роддом — совершенно безумное место. Когда мы поднимались по лестнице мимо родильного этажа, я услышал визги женщин и детей, такие, как будто вокруг геноцид творился. Это меня поразило. Ну и по мелочи: врачи с текущими от этих воплей крышами все время куда-то спешат и на кого-то орут, медсестры ругаются матом.
Короче, я все не так себе представлял. Типа самое святое место, тут люди появляются, жизнь начинается. Оказалось, что хуже психушки этот их роддом. Я в психушке с ума не сошел, а в роддоме был к этому близок.
Не знаю, чего я ожидал. Он выглядел, как обычная больница, звучал, как картина Босха (автор этого сравнения не я, а Саша, конечно), и все вокруг были очень злые. Но чего я думал про роддом-то? Что тут будут аисты с облаков передавать детей степенно прогуливающимся по коридорам с красными коврами дамам?
Нет, не этого я ожидал. Но и не такого пиздеца.
Наконец, меня провели к Саше.
Палата у нее была не такая, чтобы за нее содрали, сколько содрали. Узкая комнатушка с кроватью, как в детском лагере, с крошечной тумбочкой и этим корытцем для новорожденных, ну, знаете, стеклянным таким.
Корытце было пустое. Сквозь желтоватые занавески пробивался наливающийся силой утренний свет. Я зажмурился и только потом решился посмотреть на Сашу. Он читала, рядом с ней лежал маленький, похожий на игрушку, спеленутый человечек. Еще крошечнее, чем я себе представлял.
Странно, было нас двое, стало трое. Еще вот один человек непонятно откуда взялся, крошка совсем, но вырастет такой же, как мы.
Мне вдруг очень захотелось посмотреть, каким он будет взрослым мужчиной и даже стариком. Саша аккуратно придерживала его рукой, рассеянно гладила. Он, кажись, спал. Я закусил губу, не зная, что говорить, еще наступил себе на бахилу.
— Бля, — прошептал я. Думал, поправить ее, или тогда руки станут нестерильные, и никак нельзя будет его потрогать. Его, сына моего.
Саша прошептала:
— Привет.
Выглядела она очень бледной, осунувшейся, но, во всяком случае, не было похоже, что она умирает.
Я принялся выкладывать на тумбочку продукты: печенья, йогурты, бананы, минералку, сухарики с сахаром.
— Это все можно, да? — спросил я. — Что-то я психанул, мне сказали такое можно, и вот такое можно, и я все купил.
Саша сказала:
— Спасибо.
Мы смотрели друг на друга. Я не знал, как реагировать, во мне было столько восторга, но в то же время все проходило спокойнее, чем я предполагал. Я боялся разбудить ребенка и совсем растерялся. Она была спокойной, как и всегда, ничто не могло вывести ее из себя. Мы не кидались друг к другу, не кричали от счастья, это произошло, как все другое в жизни: у нас появился сын.
Я сел на край кровати и заглянул ему в лицо.
Если честно, он был похож на маленького алкоголика. На такую, знаете, куклу-алкоголика. У него было красное, опухшее, с заплывшими глазами, недовольное лицо вашего соседа сверху, который квасит неделями. Только сильно уменьшенное.
— А это правильно? — спросил я.
— Да. Они тут все такие, я посмотрела, — ответила Саша.
— Уместимся втроем?
— Постараемся.
Саша отложила книжку (это была, как сейчас помню, какая-то монография на английском про библиотеку Наг-Хаммади), осторожно взяла нашего сына и положила к себе на живот, подвинулась, уступив мне место. Он проснулся, но не стал рыдать. Раскрыл глаза, черные, как у меня. Куда темнее, чем у Саши, совершенно мои глаза. Теперь он был похож на инопланетного алкоголика.
Я слышал, что они умеют хвататься за палец и вообще местами довольно ловкие, я бы дал ему палец, но он был крепко запеленут. Не орал, смотрел на меня ошалевшими, ничего не понимающими глазами.
— Что? — сказал я. — Не понимаем нихуя? Тебе все объяснят, не ссы.
Саша сказала:
— По-моему, он довольно сообразительный. Ведет себя очень культурно.