Я сел рядом с ней, и Арина схватила меня за руку, не дав мне даже взять чашку. Она смотрела мне прямо в глаза, и я думал: все поймет. Но Арина только сказала:
— Марка нет, ты это понимаешь?
Я кивнул.
— Да, Арин, — сказал я. Я часто называл ее по имени, как ребенка. — Нет его.
И вдруг я сам расплакался, и она до боли сжала мою руку, и мы рыдали вместе. У нее на пальце все еще было обручальное кольцо с большим и чистым бриллиантом.
Я сказал:
— Не знаю, я сам не знаю, как теперь дальше. Но я вас не брошу. Помогу, чем смогу. Он тебе много оставил?
— Много, — сказала она. — На всю жизнь хватит. Знаешь, что бы я сказала, если бы Светке приспичило выйти замуж за бандита?
— Что? — спросил я.
— Я бы сказала ей, чтобы купила много хороших черных платьев.
Я очень люблю, когда в жизни получаются такие книжные моменты, меня это всегда радует и удивляет, когда человек говорит, и это звучит словно реплика в каком-нибудь серьезном романе. Когда получается красиво, а не кое-как. Афористично, вот, как любил говорить Марк Нерон.
Но тогда, когда Аринка ввернула это вот ловкое про черное платье, меня вдруг продрало до костей.
С одной-то стороны, я ужасно ее жалел, а еще больше — Светку. С другой стороны, все Аринке с самого начала было понятно, и когда замуж за Нерона выходила, и когда рожала от него. Все ей было понятно, как и Саше. Так что тогда плакать?
Она знала, чем все кончится. Знала, хоть и не все, о жизни, которой жил Нерон. Я бы запретил Саше по мне плакать.
Я подумал, что если умру, то так мне и надо. И Нерону так и надо. И всем нам.
А Арины, Саши, Марины, Маши, они останутся плакать, но зато наши дети вырастут какими-то другими людьми. Не такими, как мы.
Был в этой мысли какой-то мир, которого я давно искал. Какой-то покой.
— Слушай, — сказал я. — Ты отлично держишься, Арин, но надо сейчас просто выкинуть это все из головы. У тебя будет много времени надо всем таким подумать. А сейчас ты себе только нервы треплешь, а смысла нет. Ты лучше скажи, может, в аптеку съездить?
— Да, — сказала Аринка. — У меня к тебе будет просьба. Купи мне "Диазепам". Я хочу поспать. А ты, пока я сплю, посиди со Светой. Я тебе напишу, какие ей давать лекарства и когда.
— Понял тебя. Сделаю.
Когда она отпустила мою руку, на моем запястье обнаружилось большое красное пятно. А я и не чувствовал, что мне больно. Я потер запястье и сказал еще разок, для верности:
— Будет сделано.
Если честно, я очень боялся, что Арина что-нибудь с собой сделает. Было у меня такое ощущение. Может, она показалась мне очень нестабильной по сравнению с собой обычной, вот и все. Может, она даже об этом не думала, я не знаю. Но тогда я страшно испугался, что буду виновен и в ее смерти.
И не было Нерона, чтобы подсказать мне, как обращаться с Ариной в таком странном состоянии.
Я заехал в аптеку, взял ей пачку "Диазепама" и подумал: может быть, я несу ей то, что ее убьет. Думал даже вытащить один блистер, но решил довериться Арине.
Ну, может, правда ничего такого она не хотела. Тем более, это грех большой.
Наверное, все-таки не хотела, потому что, когда я вернулся, Арина сказала:
— У меня будет к тебе еще одна просьба. Посиди со мной, пока я не засну. Это быстро.
Или наоборот, она боялась, что не сдержится, что сделает с собой что-нибудь эдакое.
— Да, — сказал я. — Никаких проблем.
Она ушла в ванную, а я заглянул к Свете в комнату. Света спала, вроде бы. Но я вдруг подумал, что она только делает вид, что спит. Как-то я это понял. Наверное, она очень боялась потревожить маму.
Я аккуратно закрыл дверь. Арина вышла из ванной в шелковом халате, пахла кремами. Не думаю, что она хотела произвести на меня впечатление. Скорее уж, искала успокоения в ежедневных ритуалах, в том, что хоть что-то остается по-прежнему.
Она забралась в кровать, и я подумал, что ей еще долго придется спать здесь одной. От нее пахло богатством и спокойствием, но лицо стало совершенно несчастным и так опухло, что в этот момент было ужасно очевидно, что богатые, сука, тоже плачут.
Ну вот так.
Плачут себе и все. Саша бы поняла.
Когда Арина забралась под одеяло, она еще сильнее напомнила мне ребенка. Она смешно зажала одеяло между коленок, коснулась губами подушечки большого пальца и посмотрела на меня.
— Сейчас подействует, — сказала она.
— Ну, да, — ответил я. — Чего бы не подействовать.
Арина была чистой, а я — грязным, во всех смыслах. Она была только из душа, а у меня на руках, сколько бы я их ни мыл, типа я Леди Макбет, еще оставалась кровь ее мужа. Учитывая, что она на меня никогда не попадала, это было особенно прикольно.