Любви у меня не случалось больше, я верил, что жизнь без нее проживу, тем более, что она такая насыщенная и серьезная. И не хотелось мне, от нее проблемы всегда, и я не для любви вообще.
Я уже тогда примерно понял, для чего я такой нужен. Для убийства, по большей части. Я типа такая машина для убийства. Я это делаю легко, хорошо, у меня получается отлично, и без этого я скучаю.
Я и на дела с Серегой ездить не перестал, редко теперь получалось, но, если получалось, я таким живым себя чувствовал, такая появлялась кровь в жилах, как бы новая, не застоявшаяся. Это меня здорово взбадривало. Ну во, опять. Говорю, как о чашке кофе, а ведь не так оно. Чашка крови весит больше чашки кофе, без вопросов.
Ну, и вот. Вот к чему я пришел. Денег куры не клюют, я понятия не имел, куда их девать, мне с ними даже нудно как-то было, ну, тачек себе накупил, квартирку еще одну, потом вторую, Юречке все обставил, мамочку опять лечиться отправил, хотя ей вроде не особо надо было. Землю купил, во, но дом так и не отстроил, все лениво было.
Короче, по-всякому я развлекался, больше шлюхами и герычем, бессмысленными покупками еще и убийствами, конечно.
Вдруг на вершине мира мне очень понадобилось себя как-нибудь развлечь.
Чем вообще люди жизнь занимают? Ну, вот путешествиями еще.
Я, знаете, летал как-то в Кандагар. В самом-самом начале еще. По очень смешному поводу я туда летал, кстати. Так как я стал вместо Нерона, мне нужно было познакомиться с тамошними воротилами.
Я ожидал кого угодно увидеть, не знаю, вооруженных до зубов террористов, ближневосточных мафиози, ну, хотя бы таких богатых султанов с кучей замотанных в шелка баб.
А оказалось, что это старосты десятка горных деревень. Они хотели на меня посмотреть, потому что со мной им предстояло иметь дело. И вот мы сидели на цветастом, пахнущем песком и грязными ногами, ковре и пили светлый, горячий чай.
И я думал: вы, суки, брата моего чуть не угандошили.
Но говорил о дружбе и сотрудничестве, а они смотрели на меня своими вечными восточными глазами, и мне казалось, что им по тысяче лет каждому, а я такой дурак перед ними сижу, и жизнь моя быстро пройдет, а они, законсервированные в этих песках, и дальше будут двигать героин на запад. И ничего им не сделается.
Я смотрел на них и говорил, что оплата не изменится, что все по-прежнему, а за меня это переводил чернявый мальчик да на совершенно незнакомый мне язык.
А они смотрели на меня и пили свой чай. От песка, наверное, или от какой-то чудной болезни, глаза у них были странные, все белки в желтоватых пятнах, и при долгом взгляде на них прямо-таки тошнило. Радужки казались какими-то размытыми, растекшимися, но, может, такое от старости.
Я совсем не понял, понравился им или нет. Они были вежливые и спокойные, угощали странным, всякими лепешками и дикими десертами из риса, слушали очень внимательно. Короче, золото, а не старички, но я совсем не был уверен, что мне удалось их обаять.
Восток — дело тонкое.
Это были бедно одетые люди, тощие и невзрачные. Платили мы им немного. В смысле, наценка на героин, изрядно ко времени попадания к потребителю разбодяженный, была чуть ли не миллион процентов. Мы их обирали, но в то же время мы позволяли их деревням жить.
Понимаете, тут такое дело — это уебошенная войной страна, в которой почти ничего нет. Кое-где почва совсем неплодородная, и там ничего не всходит, зато хорошо растет неприхотливый мак. И, если эти люди не будут растить мак, добывать из его круглых, недозрелых головок опийное молоко и химичить героин, их дети умрут от голода. Такая вот печаль.
Они, полуграмотные, все понимали, понимали, что производят смерть миллионов людей по всему миру. Но они делали это, потому что им хотелось жить.
Ну разве я в такое не врубался?
Да врубался, конечно. Я всех на свете могу понять, хорошо, когда фантазия хорошая.
Им хотелось жить и кушать, отсюда и брались эти прекрасные маковые поля.
Отсюда брались мои деньги, огромные деньги, которые этим людям даже не снились никогда. Они не могли знать, что в мире существуют такие деньги.
То были горные деревеньки, прекрасные и смертоносные маковые гнезда, а сам Кандагар, ну, там другое. Я как туда попал, так первым делом удивился, что ни одного здания выше мечети, более того, минареты рвались далеко вверх, а все остальное, по сравнению с ними, казалось совсем незначительным.