- Все шутить изволите? – с того заседания пан Мимиров не то, чтобы подобрел, скорее осознал, что в кои-то веки воевода местечковый суду не боится, а потому решил измором брать, не иначе. – Вам еще до кабинета дойти надобно. Переоблачиться…
Он загибал пальчики, семеня за Себастьяном, перечисляя все те мелкие дела, на которые Себастьян потратит свое, честными налогоплательщиками оплаченное, время…
Раздражение росло.
А лицезрение добропорядочной горожанки панны Гуржаковой с дочерью, коию оная панна придерживала за локоток, не поспособствовало возвращению спокойствия.
- Себастьянушка, доброго утречка, - пропела панна Гуржакова на редкость сладким голосочком. Дочка ее, потупивши очи, пробормотала не то приветствие, не то проклятие.
Сегодня она выглядела особенно заморенной.
- Доброго… ко мне?
- И чего это к вам в служебное, заметьте, время девицы всякие являются? – брюзгливо поинтересовался Мимиров, окидывая панну Гуржакову настороженным взором. Впрочем, та, если кого и боялась, то точно не Мимирова.
- А что, нельзя? – поинтересовалась она, и в медвяном ее голосочке проскользнули опасные скрипучие ноты.
Отчет… отчет, еще недавно представлявшийся занятием найскучнейшим, вдруг обрел некую тайную привлекательность. А что, тихие бумаги, сиди, перекладывай, пересчитывай количество краж, разделяючи на карманные и квартирные… ограбления же… убийства, которые случались-таки, но большею частью по пьяному куражу…
- Вы по делу? – устало поинтересовался Себастьян.
- Конечно, - панна Гуржакова замахнулась на Мимирова ридикюлем. – А вы обождите…
- Я уже ждал!
Тот, не привычный к подобному обхождению, засопел. А оттопыренные округлые ушки раскраснелись.
- Ничего страшного, подождете еще, - отрезала панна Гуржакова. – И вообще, в приличном обществе дам принято пропускать вперед…
И ткнула зонтом в обширное брюшко Мимирова. Зонт был дамским, кружевным, но в руках генеральши гляделся оружием грозным. А может, сам ее вид, решительный весьма и явное, читавшееся в каждой резкой черте лица желание поскандалить, впечатлили Мимирова, заставив отступить.
Себастьян меж тем отворил дверь.
Распахнул.
Поморщился: на столе стояла белая коробка, перевязанная шелковой лентой. Коробка была высока, узорчата, а пышный алый бант не оставлял ни малейшего шанса, что оная коробка не привлечет внимания Мимирова. И тот, разом забывши про панну Гуржакову, проскользнул в кабинет.
От, лихо… поперед Себастьяна, от этакой наглости слегка онемевшего.
- Значит, подношения принимаете? – поинтересовался Мимиров, ткнув в коробку мизинчиком.
- Нет, - Себастьян дал мысленное обещание отыскать доброхота, который этакий подарочек ему оставил и лично объяснить, отчего новое начальство сюрприз не оценило.
- Как же… как же… - Мимиров дернул носом. – Сперва пирожные… потом коньячки… а там уж и конвертики… будьте уверены, я молчать не стану.
Вот в этом Себастьян совершенно не сомневался.
Сегодня же напишет кляузу в Познаньск. И про коробку злосчастную. И про коньячки придуманные. И про конвертики… хоть и вправду бери, чтоб не так обидно было.
- Вотан милосердный, - панна Гуржакова ткнула кляузника острым локоточком в бок, - да что вы за глупости тут вещаете! За между прочим, наш воевода честнейший человек.
- Не человек, - на сей счет у пана Мимирова имелось собственное мнение.
- Человек!
А вот панна Гуржакова оказалась не способна к восприятию каких-то там мнений, которые имеют наглость отличаться от ее собственного.
Дочка ее, просочившаяся в кабинет, воззарилась на Себастьяна. Смотрела она печально, обреченно даже, и он не выдержавши, взгляд отвел.
- Деточка, - панна Гуржакова опомнилась и, подхвативши дочь под локоток, подтянула ее к Себастьяну, подтолкнула и с такою силой, что девица едва не упала. Верней, упала бы, не подхвати ее Себастьян. – У тебя же дело к воеводе…
У бедняжки дернулся левый глаз.
А у Себастьяна правый.
- Какое дело? – мигом поинтересовался пан Мимиров, тронувши бант пальчиком.
- Личное! – ответила генеральша, гневно блеснув очами.
- Личные дела надобно решать во внеслужебное время…
- Вотана ради! Не будьте вы таким занудой… и вообще, дело личное, но и служебное… - панна Гуржакова не намерена была отступать и, подхвативши кляузника под локоток, потащила его к двери. Тот сопротивлялся, пыхтел, но при всей объемности телес своих он оказался куда как слабей панны Гуржаковой, которая была полна решимости.
Увы, у Провидения были собственные планы.
- Доброго утра, - пропели от двери.