— О фирмочках и магазинчиках сейчас речь не идет, — говорит Негодяй, — я говорю конкретно о государстве. Бог с ними, с магазинчиками, пусть хранят свои кассовые книги хоть под подушкой в спальне директора. Но, извините меня, в демократичном обществе власть должна вести как можно более открытую политику, чем ту, что ведет сейчас президент.
— А что же он такого закрывал? — спрашиваю.
— Много чего. Свободу слова, например.
— Ну, уж…
— Ага. Знаешь, в чем вся проблема? Свобода слова у нас для тех, кого никто не слышит. Можно сидеть в кухне и вовсю орать, что президент — козел. И никто к тебе не придет и не арестует. А можно написать об этом в w-нет, создать общественную организацию, вызвать адвокатов — и вот тогда будь уверен, что посадят. Придут — и посадят, под каким-нибудь липовым предлогом. Накопают компромат, придумают старые долги, подсадят проститутку… А адвокаты, те самые, которых ты призывал на помощь, будут улыбаться тебе в лицо и ничего не делать. Так что, кричать-то можно. Только пока тебя никто не слышит. Наша власть перестает быть демократической, и это меня пугает, против этого я протестую, а не против магазинчиков с их двойной бухгалтерией. Поэтому и в Нишу я хожу исключительно за государственной информацией. Собственно, поэтому я и сейчас здесь.
Проорать у всех на виду, что президент козел? Заманчивая идея. Хотя, я лично на президента особого зла не держу.
— Подводя итоги, хочу сказать, что все мы занимаемся воровством, — говорит Паршивец, — какие бы идеи вы тут не выказывали, в конечном итоге все сводится к банальному воровству, и точка!
— Как это, к воровству? — глаза Негодяя округляются.
— А вот так. Ты говоришь, что выступаешь против власти, Сан Саныч тоже что-то имеет на Слонов, Грозный вообще кровную месть объявил, но что мы делаем, господа? Мы проникаем на чужую территорию и забираем чужие вещи. Потом их, кстати, продаем за неплохие кредиты.
— Как раз мне кредиты не нужны, — вставляет Сан Саныч.
— Вот одно счастливое исключение. Все остальные простые воры и ворами останутся. И я в том числе.
Негодяй смотрит на Паршивца выпученными глазами, потом говорит:
— Мне кредиты нужны для студии, но достаю я их другими способами. Есть разница между вынужденным и регулярным воровством, запомни это. Выкрадывая информацию в Нише, я, прежде всего, протестую, и только во вторую очередь пытаюсь заработать. Никто из вас не может сказать, что я часто продаю ворованную информацию. Бывало, да. Но это скорее исключение.
Негодяй закончил, вложил в ухо наушник и полуприкрыл глаза. В наступившей тишине мы все услышали, что именно Негодяй в данный момент слушает. Тяжелый металл, что же еще…
— Нечасто продает, кстати, — замечает Сан Саныч, — с этим я согласен.
— Значит, у нас два счастливых исключения, — говорю, — только предупреждаю сразу, я иду в Нишу исключительно с корыстными целями. Не пытайтесь меня останавливать.
— Кто-нибудь еще хочет высказаться? — спрашивает Паршивец, и, не заметив с нашей стороны реакции, кивает, — вот и хорошо. Раскисаю я от вашей болтовни. Сразу думаю о том, чтобы кому-нибудь в нос врезать. Итак, Пройдоха, слушай свои задачи. Я не знаю, сколько времени займет наше путешествие, но не меньше семи часов. Наблюдай за нашим физическим состоянием по приборам, Сан Санычу капли капай, не забывай. По мониторам ты сможешь наблюдать за всеми нашими перемещениями. Если нас засекут или еще какая проблемка возникнет, применяй экстренное отсоединение.
— А как же…
— Фиг с ними, с побочными явлениями. Мигрени мы как-нибудь переживем. Главное, чтобы не засекли, откуда выходили в Город.
Я показываю Пройдохе на стакан с соком.
— Не забывай поить меня, а то согнусь от жажды.
Паршивец перебивает:
— Хорошо, господа, пора и к делу приступать. Занимаем свои места и подключаемся. Все дальнейшие инструкции в Городе, когда встретимся у метро.
Негодяй отцепил наушники и стал стягивать через голову свитер. У Сан Саныча скретчеты находились на висках, как у всех Слонов — нынешних и бывших. Паршивец сверкал скретчетом на левом плече. Я стянул футболку и протянул провода между лопаток. Кожа покрылась голубоватыми пупырышками, но не от холода. От предчувствия. Со мной всегда так. Тело еще не готово, а сознание уже стремиться прыгнуть в Нишу, погрузиться в сладкий виртуальный мир, отведать чарующей виртуальной крови. Я немного повозился с скретчетом — железяка никак не хотела входить в пазы — потом мне это удалось. Мир дернулся и изменился. Краски расплылись, линии сделались четче. Дымка из разноцветных ярких красок в одно мгновение заполнила все вокруг. Все, господа. Этот мир перестал быть реальным. Мое сознание уже не верит в то, что видят глаза. Я хочу в другой мир! Где все по-настоящему! Я готов прыгнуть в темную пропасть Ниши! Впустите меня туда!
— На счет три! — голос Паршивца далекий, но звонкий, разбивается о внутренние стенки моего черепа.
К черту счет! Я тянусь к клавиатуре, замираю на мгновение, закрыв глаза. Во рту пересохло. Я представляю, как по моим сосудам вместо крови несется информация.
А затем нажимаю «Enter».
2
Олежа Афимин позвонил около половины двенадцатого. Если бы не проклятое дежурство, Говорухин спустя минуту уже мчался бы на служебном интермобиле на перехват Аленичева, который вышел из дома минут пять назад и на маршрутном такси укатил в непредсказуемом направлении.
Афимин, конечно, вел слежку, но никто не может гарантировать, что он успеет заметить, где высадится подозреваемый урод.
Внешне Говорухин оставался спокоен. Включив маленький дежурный ивизор, потертый и с выпадающими кнопками, он без интереса щелкал каналами. Сегодня дежурить выпало с сержантом Брутальным. Ходили слухи, что он на всех стучит, причем делает это регулярно. Также ходили слухи, что его специально ставят на дежурство только с теми людьми, которых подозревают в каких-нибудь не слишком чистых делишках. Сегодня Говорухин не сомневался, что сержант Брутальный появился здесь после недавнего инцидента с несанкционированным проникновением в Нишу. Если Говорухина и не подозревали, то проверить решили — это точно.
На одном канале крутили фильм, на другом — рекламу, на следующем слащавый урод исполнял что-то похожее на песню. Говорухин протяжно зевнул, поправил очки на носу.
Знали бы вы, господин Брутальный, как хочется смыться отсюда и выловить, наконец, Аленичева. До безумия хочется. Это будет кровавая охота на дичь.
Между прочим, Говорухину третью ночь снилось, как он выходит из интермобиля, берет Аленичева за шиворот и с силой бьет кулаком прямо между хитрых глазенок. Многочисленные таблетки, а также второсортный порошок, который довелось вынюхать полтора часа назад в туалете, еще больше разыграли воображение. Сейчас Говорухину казалось, что на экране ивизора мелькают живописные сцены расправы.
Сколько же неприятностей учинил простому госслужащему этот Аленичев, скотина! Сидеть бы сейчас Говорухину с бутылочкой пива, вспоминать вчерашний кутеж и красивых проституток с большими сиськами. А вместо этого что? Голова забита проблемами. И с Шепко разобраться надо, и с малолетним хулиганом и еще Аскелов этот куда-то запропастился. Не верил Говорухин, что вышедший на свободу уголовник завязал со своим прошлым. Софтеров, как и горбатых, только одно может исправить. Могила. Говорухин покосился на Брутального и громко икнул. Сержант, прикорнувший у вироматов, либо не услышал, либо решил не реагировать. Ну и хрен с ним.
Лишь бы Афимин не упустил Аленичева. Сегодня вечером урода надо брать, во что бы то ни стало. И так много времени упустили со всеми этими дежурствами и попойками.
— Слушай, Брутальный, — Говорухин икнул еще раз и понял, что нужно срочно принять таблеточку от икоты. Может даже две.
Сержант пошевелился и посмотрел на Говорухина сквозь большие круглые очки.
— Слушай, Брутальный, — повторил Говорухин, — вот если бы у тебя украли одну очень важную вещь, а ты знал бы, кто это сделал и для чего. Чтобы ты сделал с вором?