— Ежу понятно.
— Значит так, — Паршивец облизывает свои большие губы. Сколько его помню, он всегда страдал в Ниши от ее постоянной жары. Плотному человеку на жаре особенно плохо, — заходим все вместе. В холле метро ничего особенного нет, насколько мне известно, никаких камер наблюдения или охраны там тоже нет. Все самое интересное начнется внизу. В рюкзаках оружие — пистолеты стреляют короткими импульсами, способными закоротить систему противника. Но попрошу стрелять только в самых крайних случаях.
— Статья двадцать вторая пункт «в», — говорю, — стрельба в Нише, до шести лет. Уж я-то знаю.
В тюрьме сидел со мной один. Создал какой-то мощный вирус, поражающий не только систему, но и, косвенно, мозговые клетки человека. В Нише его оружие выглядело как добротный пулемет. Когда его засекли, то отправили на поимку троих Слонов, он разнес их пулеметом в пух и прах. Затем расстрелял команду подкрепления и два часа удерживал какой-то магазинчик в Ситцевом районе. Его удалось взять, только когда отследили сервер и узнали, где он живет. Парню дали пожизненный, а те трое, которых он расстрелял первыми, почти год лечились в психушке, потому что не смогли перенести первичный шок от расстрела.
Паршивец посмотрел на наручные часы.
— Входим.
Время в Нише идет медленней, чем в реальной жизни. Здесь пройдет всего пятнадцать минут, а там у Пройдохи целых полчаса. Поэтому мало кто отваживается задерживаться в Городе надолго — потом бывает очень сложно въехать в текущий поток времени.
Мы вошли в метро все разом. Не знаю, что я там хотел увидеть, но взору открылся вполне обыкновенный холл с вполне обыкновенным кафельным полом, круглыми стенами, двумя эскалаторами впереди и пустующей будкой, в которой, по идее, должен был сидеть контролер. Никаких тебе заграждений, никаких Слонов с оружием наголо. Иди — не хочу.
— И это все? — Голос эхом отражается от стен и тонет в огромном пространстве помещения: потолки исчезают где-то в темноте.
Свет исходит от небольших желтых ламп, вставленных в ниши в стенах.
— А что ты ожидал? — спрашивает Паршивец.
Я молча делаю несколько шагов вперед. Кафель под ногами холодный — это чувствуется даже сквозь подошву шлепок — да и температура намного ниже уличной. Я чувствую, как спина покрывается холодными мурашками. Гулкие отзвуки моих шагов, казалось, готовы разбудить дремлющее где-то здесь, в полумраке, зло.
Действительно. Пустынный холл живо напомнил мне пещеры гномов из фантастических фильмов, или заброшенные поселения эльфов… или огромные склепы похороненных заживо чудовищ. В общем, ничего хорошего внутри таких зданий скрываться не могло.
Пивка бы сейчас, для разрядки, так сказать, обстановки.
— Мрачновато как-то, — говорит Сан Саныч.
— Скорее всего, дизайнеры специально создали такой холл, — говорит Паршивец тихим голосом, — чтобы отваживать случайных софтеров. Мне говорили. Все, кто здесь бывал, чувствовали желание немедленно убраться подальше. Может, психотропные коды? Слышал о таких, кстати.
— Я был в столичном метро, — говорит Негодяй. — То же самое. Как только захожу, сразу хочется убраться. Только там всегда много людей, поэтому не так… неприятно.
— Да уж, — говорю, — много раз пытались запугать Пашку Аскелова, но чтобы таким способом? Ладно, добры молодцы, вперед. Кто последний к эскалатору, тот ушастый кролик.
Никому не нужно повторять дважды. У эскалаторов мы оказались одновременно.
— Мда, — изрекает Сан Саныч.
У меня нет слов.
В Городе частенько можно встретить труды больной фантазии какого-нибудь программиста. То дом подвесят в воздухе без видимых опор, то поставят Аллею Гнутых Столбов, которую без бутылки валерьянки не пересечешь. Еще есть Площадь Воздушных Шаров, только на высоте многоэтажного дома балансируют каменный шарики, выкрашенные в радужный цвет. Но то все забавы. Налепят от нечего делать, оживляют, так сказать, обстановку. А здесь, перед нами, открылась не фантазия, не забава. Как раз наоборот — все просто, но со вкусом. Лестницы недвижимых эскалаторов уходили далеко вниз, исчезали в темноте, тонули в непроницаемом мраке. Овальный потолок накрывал со всех сторон и, казалось, чем ниже, тем становился уже. Стены были выкрашены в черный, парапет между лестницами тоже черный.
Глядя вниз, я поймал себя на мысли, что напрягаю зрение, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь. Хотя бы крохотный лучик света. Кажется, что-то блеснуло, но вполне возможно, мне просто показалось.
— Внизу так же?..
— Кому удалось спуститься наполовину, говорят, что дальше будут слабые лампы на стенах, а внизу вообще хорошо освещенная площадка, — отвечает Паршивец. Он хмурит брови и тоже смотрит вниз. Нутром чую, что никому из нас уже совсем не хочется спускаться туда.
— Не хватает только замогильной музыки и громкого протяжного волчьего воя, — говорю, — тогда можно и в штаны незаметно наложить.
Кто-то за спиной хмыкнул. Негодяй, наверное.
— Что нас ждет во время спуска? — спрашивает Сан Саныч.
Паршивец протяжно вздыхает. Несмотря на прохладу, пот все еще проделывает бороздки на его лбу и щеках.
— Приготовьтесь к серьезным нагрузкам. Система защиты попытается перегрузить ваш сервер и подавить сознание, чтобы вы неподконтрольно вылетели из системы. Пройдоху я предупредил. В случае если кто-нибудь из вас потеряет сознание, он проследит, чтобы вы сразу не вылетали. Могут возникнуть легкие галлюцинации — это другая защита. Также не гарантирую, что внизу не появятся Слоны. В этом случае сваливаем немедленно.
— Тогда все ясно, — говорит Негодяй, — тогда пошли.
— Вы с Грозным на эту лестницу, мы на эту.
Преодолев первые пятнадцать ступенек, я прислонил руку к холодной шершавой стене. Что за дурацкая привычка считать ступеньки? На руке остался след штукатурки.
— Фонарики в рюкзаках, — подает голос Паршивец.
Но пока еще кое-как видно.
Совсем темно стало, когда мы спустили на семьдесят шесть ступеней. Тогда же я бросил их считать и полез в рюкзак за фонариком. Сзади завозился Негодяй.
Тонкий луч света разрезал темноту, заскользил по стене, и исчез где-то внизу.
Не сказать, чтобы с фонариками стало легче. Просто я перестал нащупывать ногами очередную ступеньку. За спиной пыхтел Негодяй. Его лучик то и дело скользил впереди и по круглому потолку.
Чем ниже мы спускались, тем острее я чувствовал возрождающееся в душе чувство азарта. Давненько оно не показывалось. С тех пор, как меня посадили, наверное. А сейчас, вот, решило выползти…
Через пару минут чувство азарта исчезло, зато внезапно сдавило грудь. Я вдруг почувствовал, что стало трудно дышать, и остановился.
— Ты чего? — в спину упирается фонарик Негодяя.
— Грудь… — говорю, и пытаюсь вдохнуть. Маленькая порция воздуха кое-как ворвалась сквозь сковавшие параличом челюсти.
Сзади громко захрипел Негодяй. Похоже, и его сковало.
Вот она — антисофтерская защита.
Жилетка затрепетала, хотя ветра никакого не было. По телу прошел едва слышный металлический звон. Грудь горела. Перед глазами вспыхнули яркие пятнышки света. Сзади навалился Негодяй, повалил на ступеньки, придавил. Дышать стало совсем нечем. Сейчас меня выкинет в комнату, и никакие приборы не помогут…
И тут что-то звонко лопнуло. В одно мгновение грудь моя освободилась от оков, я сделал глубокий вздох и закашлял.
— Что?.. Это?.. Было?.. — спрашивает Негодяй.
Я нащупываю рукой воротник. Верхней пуговки на жилетке как не бывало. Сработала программа Паршивца. Еще четыре осталось, на всякий случай.
— Мы только что взломали первую защиту, — говорю, — а теперь слезь с меня.
— Извини.
Поднимаюсь, поднимаю фонарик:
— Эй, на той стороне, как у вас дела?
— Великолепно, — отзывается Паршивец, — а вы не сдохли?
— Живехоньки.
— Тогда дуй дальше. Видишь, свет внизу туннеля?
— Нет, не вижу.
— А ты фонарик выключи, балбес.