Ночь за окном проглотила луну. Начался мелкий дождик.
3
Падение в Городе?
Невозможно!
Сила тяжести, господа, ничто. Нужно просто перестать верить!
Я успел затормозить в метре от холодного асфальта. Выставил вперед руки и затормозил. Кровь прилила к голове, но я перекувырнулся и встал на ноги так ловко, словно всю жизнь работал в цирке акробатом. Здесь можно делать такие пируэты, что акробатам и не снилось. Поверьте мне.
Осматриваюсь.
Антону повезло не так сильно. Он приземлился недалеко — валялся на асфальте, раскинув руки, и громко хрипел.
И где же твой верный Хранитель, дружище?
Подхожу ближе. Антон поворачивает голову. Я вижу обгорелые брови. Его грудь то опускается, то поднимается, из горла вырываются какие-то булькающие звуки.
Подумав, я опускаюсь перед ним на корточки.
— Ничего личного, Антон, — говорю, — я сейчас вроде как наемный убийца. Мне тебя заказали, и я выполняю работу.
Осматриваюсь по сторонам. Мы удачно упали — как раз в центре перекрестка четырех дорог. У всех на виду, можно сказать. Но и мне будет хорошо видно каждого, кто попробует приблизиться. Пока никого нет. Даже Хранителя, хотя я бы на его месте давно прибежал.
— Не поверишь, — говорю, — но я совершенно не знаю, что с тобой делать. Аслан Анатольевич не сказал мне, а я не спросил. Хотя есть кое-какие догадки.
Антон громко кашляет, склоняет голову на бок, и из уголка рта вытекает тонкая красная слюна. Он что-то шепчет.
— Что? — наклоняюсь ниже.
— Меня можно убить, — шепчет Антон едва слышно.
— Хотелось бы, — говорю, — очень хотелось бы, Антон. Но есть одна проблема. Я никогда не убивал людей. — Усмехаюсь. — Я не тот человек, который может придушить лежачего.
— А ты отойди подальше, — Антон кашляет, — подальше… и файерболом, а лучше двумя. Чтоб только мокрое место на асфальте осталось.
— Я не изверг, — отвечаю, — Мы посидим с тобой и подождем Шайтана. Пусть он во всем разбирается.
Я выпрямился и взял Антона за шиворот. Он не сопротивлялся. В Городе одиноких нет силы тяжести — доказано Грозным — я легко приподнял Антона над землей и потянул за собой в сторону домов.
И все-таки, я расслабился. Успел почувствовать дуновение горячего воздуха в спину, но не среагировал. Только чуть-чуть повернул голову… И увидел черный, обгорелый силуэт… Успел заметить куски одежды, влипшей в кожу, короткую щетину волос на голове… успел… деревянная коробочка в скрюченных пальцах с оплавленными ногтями.
— Больше никаких разговоров, — крикнул Хранитель резко, — братишка, только действие! Только действие!
Я неожиданно споткнулся. Ворот рубашки Антона выскользнул из онемевших пальцев. Падая, я увидел перед собой темноту. И нырнул в нее с головой.
4
Они не просто бежали — они почти летели. По-крайней мере, Кхан едва чувствовал асфальт под ногами. Скорее — горячий воздух, бьющий в лицо.
— Быстрее! — Рычал Шайтан, не оборачиваясь. — Быстрее, а то опоздаем!
Лучи замерли в одной точке несколько секунд назад и не двигались. Они спешили к ним, торопились.
И опаздывали.
Воздух обжигал легкие. Кхан порядком отстал, но не терял из виду спину Шайтана. Лучший ученик Хозяина, настоящий убийца, пример для подражания.
«Я тоже теперь убийца, — скакали мысли бешеными лошадьми, — я тоже могу убивать. Хладнокровно, не задумываясь».
И самое интересное — от убийства он ощутил только радость и облегчение. Чтобы ни произошло дальше — жить станет легче.
«Я терпел целую вечность, — подумал он, — теперь можно отдохнуть. В самом-то деле!» Шайтан резко свернул в сторону и пропал из виду. Кхан свернул следом, в узкий неосвещенный квартал. Они бежали молча, звуки шагов громко отражались от стен.
В конце квартала Кхан видел яркое пятно света. Скорее всего, это свет от лучей. Значит, осталось совсем недалеко.
— Готовься убить еще кого-нибудь, — сказал Шайтан, не поворачивая головы.
Мелкая дрожь пробежала по спине. Конечно, Шайтан прекрасно знает, что сделал на крыше Кхан. Знает, но скажет ли о случившемся Хозяину? А, может, убить и его? Нет, Кхан мотнул головой. Азелон был гнилой личностью, он заслуживал смерти. А Шайтан, при всей своей суровости, преданный слуга своего Хозяина. И ничего плохого он Кхану не сделал.
Свет приближался. Кхан приготовился стрелять.
5
«Мы все идем на свет, — подумал Говорухин и нервно захихикал, — одни летят на пламя свечи и умирают, другие, как бедняга Строганов, видят свет в конце длинного коридора и устремляются туда. А мы пойдем на правильный свет. Указывающий перст. Божий знак».
Он повернулся к Красику. Единственному другу, который остался в этом темном, поганом мире.
— Ты с нами, друг? — спросил Говорухин тихо, — пойдешь ли ты в последний путь бить слепых и истреблять иноверцев?
— Твои глаза, — ответил Красик, — они стали черными.
— Раньше я был голубоглазым, — хмыкнул Говорухин, — потом мои глаза становились красными, когда я слишком сильно курил, теперь, вот черные. Нас всегда тянуло к переменам.
Они шли по дороге в сторону, куда указывали тянувшиеся из темного неба лучи. Божий знак, как сказал Хранитель на крыше. Если что, иди за божьим знаком.
Говорухин не знал, что делать дальше. Пока он просто шел. Какие-то странные мысли проникали в голову и не хотели уходить. А еще он вдруг стал говорить «мы», вместо «я». Неужели он теперь не один?
— Красик, посмотри на нас, — Говорухин повернулся к товарищу, — Карась, послушай. Кроме черных глаз, что-нибудь еще изменилось?
— Ты устал, — ответил Красик, — блин, я тоже устал, Гавар. Но мы почему-то не можем выбраться из Ниши.
— А ты пробовал?
Красик кивнул:
— Не выходит.
— Это божий дар, — ответил Говорухин невпопад, — сначала нужно убить всех уродов, а потом уйти отсюда. Нельзя оставить души Строгана и Афимина просто так, в смысле не отмщенными.
— Я не знаю, каким образом мы сможем справиться с тем человеком, — пожал плечами Красик, — ты видел, как он стреляет?
— Мы с тобой офицеры Службы Охраны, — парировал Говорухин, — нас специально учили убивать. К тому же не забывай про Лигу! Все, кто покусится на Лигу, будут уничтожены. И всякие там люди в черном в том числе, ясно?
— Успокойся, Гавар, — взмахнул руками Красик, — уничтожены, так уничтожены. Только где их искать?
— Божий свет, — Говорухин указал вперед. До освещенного перекрестка оставалось всего ничего. Кажется, он даже видел какие-то силуэты на дороге. Сидящую фигурку… или несколько фигурок.
— Странный ты какой, Гавар, — пожал плечами Красик.
Говорухин только ускорил шаг. Он чувствовал, что что-то должно произойти.
Он выскочил на перекресток первым. Как раз в тот момент, когда с другого конца улицы показались две торопливо бегущие фигуры.
Ага. Старые знакомые.
Лицо Говорухина растянулось в довольной ухмылке. Он смотрел на человека в черном и его прихвостня. Человек тоже заметил Говорухина и остановился.
Потом Говорухин увидел сидящего в центре перекрестка Хранителя. И что-то вновь зашевелилось в душе, вызывая странные, необъяснимые чувства. Ухмылка сменилась гримасой боли. Не осознавая, что делает, Говорухин схватился за сердце.
«Божий знак, — подсказал внутренний голос, — он всегда указывает правильный путь. Ты пришел защитить Хранителя. Ты пришел заступиться за новую веру. Ты пришел расквитаться со всеми уродами, которые испоганили тебе жизнь».
Хранитель сидел на земле, вытянув ноги. Он очень сильно обгорел. На теле висели клочья одежды, штаны превратились в шорты с рваными черными краями, кожу без единого уцелевшего волоска, покрывали белые водянистые волдыри, из левого ботинка торчал большой палец. С обеих сторон от Хранителя лежали два тела. Одно — которое Говорухин видел на крыше, второе… Говорухин вдруг почувствовал, как сердце учащает свой бег… второе тело принадлежало уроду! Тому самому, с которого все началось! С уголовника софтера, укравшего информацию! Пашка Аскелов!