1
Я смог подняться с постели через час после прощания с Асланом Анатольевичем.
Вот так всегда — в самый неподходящий момент ноги отказываются работать, во всем теле усталость, а голова раскалывается, как спелый арбуз. Еще бы — столько приключений на мою бедную черепушку. Тут только пиво поможет.
Как бы там ни было, встать я смог только через час. Да и как встать? Завернулся в одеяло, поскольку был обнажен, и, пошатываясь, выбрался из комнаты в коридор.
Естественно, никого уже не было. На столе в кухне стояла чашка с недопитым кофе. Аппарат для разогрева пищи был еще совсем теплым. На стуле лежала моя одежда.
Хорошо хоть не забрали, честное слово.
Одевался тоже с трудом — скретчет под лопаткой оплавился, а кожа сгорела, так, что даже дотрагиваться больно. Но футболку натянул, матерясь и чертыхаясь.
И все смотрел на кредитную карту, которую положил на стол.
Дальше — такси, заспанный водитель, который тихо жаловался на то, что в такую рань даже собак еще гулять не выводят, мурашки по коже от приятной утренней прохлады, знакомый отель, швейцар, тот самый, который впервые не хотел меня впускать и, наконец, просторный холл, ярко освещенный дневными рекзаторами света, с гуляющим запахом лимонов.
В холле стоял Паршивец собственной персоной. Стоял ко мне спиной и о чем-то разговаривал с Негодяем, Сан Санычем и… Натальей.
Она тоже была здесь. Бледная, уставшая, не выспавшаяся.
Она первой увидела меня. Заморгала удивленно, открыла и закрыла рот, словно не знала, что сказать.
А я уже бежал к ней.
Медленно-медленно поворачивался Паршивец, поднимал глаза Негодяй, а Наташа тоже бежала ко мне.
Мы обнялись так крепко, как не обнимались, наверное, никогда.
— Живой, — шепчет она, — живой, милый, о боже, живой!
— Нормально все, — шепчу ей в ответ, прижимаясь губами к самому уху, — все хорошо, все прошло уже. Все.
— Я так волновалась! Я чуть с ума этой ночью не сошла! Когда мониторы погасли, я думала из окна выброситься.
— Сволочь я, — говорю, — сволочь и никто больше. Но, Наташ, я обещаю, что ничего такого не повторится. Я больше не буду никогда ходить в Город, я найду нормальную работу, я буду примерным семьянином… только не уходи, ладно?
Она отстранилась и долго изучала мое лицо.
— Ты та любовь, которая спасла меня. — Говорю, — благодаря тебе я остался жив, я понял истинную правду, я поверил в бога. Ты же не бросишь меня, а?
— Глупый, — говорит она, — я не собиралась тебя бросать. Я же так тебя люблю.
И она заплакала. Я тоже, хоть и сдерживался, как мог.
Смотрю сквозь слезы на Паршивца и на остальных. Они тоже спасли меня. Они многое сделали, чтобы я остался с ними.
— Спасибо вам, ребята! — говорю, — спасибо, что были со мной.
— Ерунда, — машет рукой Паршивец, — ящик хорошего пива с тебя.
— Прямо сейчас, — говорю, — в городе есть круглосуточные бары?
— Я знаю два! — оживляется Паршивец, — только где ты возьмешь деньги на целый ящик?
— Не беспокойся! Лучше подумай о том, где найдешь деньги на такси, чтобы тебя потом увезли из бара!
Кредитная карта греет карман. Я обнимаю Наташу и вместе с ней выхожу на улицу.
Мне еще многое предстоит ей рассказать. О том, что я пережил в Городе, как я оказался запутанным в ловлю богов, что произошло в Темноте.
Не знаю, смогу ли я рассказать ей все, но я очень постараюсь.
Вы ведь верите мне, верно?
2
Первым делом Говорухин заехал в магазин и купил себе новые черные очки.
Он мило поболтал с продавщицей, потом заехал в больницу — наложить нормальный жгут на сломанную руку. Боли Говорухин не чувствовал, но кисть болталась из стороны в сторону и доставляла неудобства. Крепкий жгут, все же будет лучше. Врач оказался милым молодым человеком, с которым Говорухин поговорил минут двадцать. За это время темнота, слетавшая с губ Говорухина, проникла в мозг врача и довольно успешно там обосновалась.
Затем Говорухин заехал в банк, снял со своего персонального счета остатки сбережений и заехал в салон — купить нормальный интермобиль. На западе Такера, час спустя, Говорухин позвонил куда надо и узнал, что произошло с Красиком и Строгановым. Оказывается, все, кто умер в Нише в период так называемого «временного программного сбоя» до сих пор находятся в коме. Есть подозрения, что большинство людей получили неотвратимые травмы головного мозга. Положив трубку, Говорухин выглядел удовлетворенным.
Он смутно помнил, что произошло после того, как уроды подстрелили Красика и едва не завалили его самого. Помнил только, как бежал по путаным улицам мимо людей, прочь от палящего в спину солнца. Он выбросил пистолет, но оставался еще один, за поясом. И забившись в какой-то темный уголок, где пахло гнильем и отходами, Говорухин вышиб себе мозги.
Он успел вовремя. Временный программный сбой удалось преодолеть, и Ниша начала функционировать в нормальном режиме. Очнулся Говорухин в комнате, рядом с мертвым Афиминым.
Голос в голове Говорухина сказал, что его ждут великие дела. Это был не тот голос, с которым Говорухин разговаривал время от времени, особенно когда глотал таблетки. Голос принадлежал кому-то другому. Но он не оставлял сомнений в своей правоте. Он был очень убедителен.
Говорухин долго смотрел в зеркало, потом поехал в магазин и купил себе темные очки… Чтобы не видеть своих собственных глаз. Потому что и глаз-то как таковых уже не было.
Одна темнота. Сплошной, непроглядный мрак.
Потом голос сказал, что надо делать дальше. Говорухин был с ним согласен. Следовало ехать на север, в столицу, чтобы повидать президента.
А по пути разговаривать с людьми, потому что с нынешних пор Говорухин стал очень общительным человеком.
Можно сказать — душой компании.
КОНЕЦ
декабрь 2004 — июнь 2005 (доработка — 2010)