Увидев женский силуэт, я выдохнул. Мисс Миллз сидела на мраморной скамье и что-то читала. Мне стоило большого труда не прибавить шагу, чтобы поскорее оказаться рядом с ней.
– А вот и вы! – приветствовала меня она. – Мне начало казаться, что вы не придете.
– Я и не хотел, но отменить встречу не мог: у меня нет вашего номера телефона.
– Он есть в любом справочнике, – удивленно сообщила она.
Я покраснел. Каков дурак!
– Я читаю Бодлера. А вы?
– А я нет, – резко ответил я.
– Я спросила вас не о стихах.
Только сейчас я понял, что держу в руках книгу, подаренную Теодором. Так задумался, что сжал мягкую обложку слишком сильно и помял углы. Проклятие.
– Это Шелли. – Я протянул ей книгу.
– Уже читали? – Мисс Миллз осторожно взяла роман и принялась разглядывать обложку.
– Нет. – Справа промелькнула тень, и я внутренне сжался.
– Вы можете оставить ее мне?
– Это подарок друга.
– Я верну ее в целости, – пообещала она.
– Ищите повод встретиться снова? – прямо спросил я.
Конечно, я собирался поставить точку в нашем странном общении, но быть настолько резким не хотел. Всему виной волнение, а еще – проклятые тени, снующие туда-сюда! Ну и место она выбрала для встречи, клянусь, более странной девушки я еще не видел.
– Вы грубите мне, потому что робеете в моем присутствии или потому что я настолько вам неприятна? Быть может, вас не интересуют женщины?
– Простите? – Я поперхнулся словами.
– Сейчас это довольно распространенное явление. – Она безразлично пожала плечами. – Просто скажите, что у вас любовь с человеком, подарившим эту книгу, и я тут же…
– Какая чушь! – искренне возмутился я. – Он мой добрый друг! Не нужно порочить его имя этими отвратительными домыслами!
– Значит, робеете? – хитро усмехнулась мисс Миллз.
– Вы настоящая дьяволица! – в сердцах выпалил я. – За пять минут разговора умудрились вывести меня из себя, опорочить имя моего друга и присвоить мою книгу.
– Дайте мне десять минут – и вы обязательно захотите встретиться со мной снова. – Дебора Миллз встала и положила тонкий сборник стихов в карман брюк, скроенных на мужской манер. – Прогуляемся?
Нужно было махнуть рукой, развернуться и уйти, но я послушно пошел за ней, словно выдрессированный пес.
– Здесь так спокойно, не находите? – спросила она.
«Не нахожу», – должен был ответить я, но вместо этого просто пожал плечами. Здесь царили мрак и сырость, огромные деревья нависали над тропинками и превращали кладбище в настоящий лес мертвецов. Повсюду мелькали чьи-то силуэты, я отчетливо слышал шепот, но не сказал об этом своей спутнице. Мне однозначно не нравилось это место, но признаваться в трусости я не собирался.
– Присмотритесь к надгробиям. – Дебора указала куда-то в темноту. – Там лежит мраморный ангел. Иногда мне кажется, что он плачет.
– Вы часто здесь бываете, верно?
– Я ведь росла неподалеку; конечно, я исследовала это место вдоль и поперек.
– Разве леди не должна сидеть дома, прилежно учиться и…
– Ах, перестаньте, Арчи. – Она отмахнулась от меня как от назойливой мухи. – Вы зря стараетесь задеть меня своими колкостями. Пожили бы вы под одной крышей с моим отцом, поняли бы, что меня уже ничем не удивить. Постойте-ка, – она вдруг схватилась за мои потные ледяные пальцы, – так вам страшно! Бедный, бедный мистер букинист!
– Прекратите, – прошипел я, вырывая руку. – Это не смешно!
– Страх – нормальное явление. Зря вы постеснялись сказать мне, что кладбище вселяет в вас суеверный ужас. И кстати, вам очень идет сегодняшний образ, кто подбирает вам одежду?
Я густо покраснел. Глупо было приходить сюда в точной копии ее вчерашнего наряда и надеяться, что она ничего не заметит.
– Вы хорошо выглядели, – проглотив колючий ком, сказал я. – Решил примерить вашу шкуру.
– Чтобы примерить ее, нужно провести целый вечер в компании мужчин, которые хотят купить твою невинность, – беспечно ответила она. – Вас устраивает роль женщины в обществе?
– Нет, – решительно сказал я.
Дебора посмотрела на меня из-под опущенных ресниц.
– Как интересно, – пробормотала она.
– Не только вы умеете удивлять, – вяло огрызнулся я.
Мы шли мимо надгробия в форме рояля, и, не сумев побороть искушение, я прикоснулся к нему. Обжигающе ледяной камень, искусная работа и надпись: THORNTON. Белой осталась только крышка инструмента – все остальное посерело от времени, покрылось трещинами и искрошилось. Кое-где сквозь трещины пророс мох.