Уголки наших глаз пересеклись… и она поняла, что будет дальше! Джонника бросилась вдоль проулка, засыпая мусором дорогу за собой.
– Стой! – орал я в погоне, пытаясь перекричать шум дождя, потоком хлынувшего с небес, но это никак не могло задержать обезумевшего истинного демона. Она знала, что в конечном итоге у неё нет шансов, а я понимал, что должен буду… О нет, тогда я просто старался не думать о том, что свершу!
Погоня была на удивление короткой. Может быть, Джонника сама решила сделать её такой, кто знает. Однако на пляже, недалеко от лестницы, она как-то неловко замешкалась, словно налетела на стену, и я настиг её, повалил на песок и набросился сверху. Для приличия она ещё некоторое время сопротивлялась. Помнится, я слышал о том, что призраки не могут долго противостоять ловцам, быстро слабеют в их руках, но это было что-то другое… Загадочное «нечто».
– Зачем? Зачем ты сделала это?! – повторял я сквозь холодную небесную воду, которая непрерывными струями катила по лицу. Или, быть может, это были слёзы, редкие гостьи иссушенной пустыни сердца?
Я остервенело тряс Джоннику за плечи. Волосы разметались по лицу, а где-то там среди них пылали два испуганных зверька глаз. Их-то я и должен буду выпить сейчас.
– Я потратила слишком много энергии… должна была возместить… Я делала это только ради тебя!
– Ради кого ты это делала? Мне не нужно ничего такого! Мне не нужно ничего от тебя! Однако теперь тебе придётся заплатить!!! – я схватил её за подбородок, сгрёб волосы и уставился в глаза.
«О, Господи! Умоляю Тебя, не допусти сделать то, что я задумал. Не допусти свершить то, о чём буду жалеть всю свою оставшуюся жизнь. Даруй ей силы превозмочь меня!»
Однако ничего не произошло…
Я сильно зажмурился, потом смахнул свободной рукой мокрую пелену и взглянул ей в глаза снова.
У неё были очаровательные изумрудно-малахитовые глаза. Я прежде никогда не видел, насколько прекрасны её зелёные глаза. Я вообще никогда не видел их, не позволял себе смотреть. Как всё-таки страшно устроен мир: впервые взглянуть в глаза любимой и тем самым убить её. Какое коварство!
Тем не менее, ничего так и не происходило.
Тело Джонники перестало дрожать, взор прояснился. От этого глаза её стали ещё восхитительнее. Они наполнились смущением, любопытством и даже какой-то толикой разочарования. Она звонко рассмеялась. Первый раз я проассоциировал её смех не с какой-нибудь дикой выходкой, а с живостью блеска глаз.
– Ты утратил свой дар, ловец, или как там тебя теперь величать?
Я грузно опустился на мокрый песок.
– Это не могло произойти, – промямлил я, а потом настойчиво добавил: – Я должен попробовать ещё раз!
– Ни за что! – игриво отмахнулась Джонника. Она перекатилась на живот и принялась болтать ногами. Благо, не унимавшаяся стихия не сильно докучала ей.
– Бедненький, – сочувственно проговорила она, пытаясь совладать с чувствами, ещё не вполне стихнувшими после давешней погони. – Что же теперь ты станешь делать?
– Да чёрт с ним, с этим даром! Не нужен он мне и не был нужен никогда. Господи, забирай его! Довольно, натешился, – я подскочил, со злобой уставившись в небо.
– Не грози небесам, помяни добрый совет, – пролепетал призрак, накручивая на палец каштановый локон.
Я сник и сел рядом. Не беда, что у Джонники не было тела, зато я чувствовал тепло, исходившее от неё. Так струилась энергия. В полумраке ливня она светилась прекраснее, чем когда-либо прежде.
– Знаешь, а ведь мне искренне не хотелось развоплощать тебя, – признался я. Признался не для того, чтобы оправдаться или получить в ответ благодарность, а просто потому, что стоило порадоваться тому, что, возможно, впервые в жизни всё произошло так, как я желал, пускай и не так, как надо.
– Я всё видела, – с укором.
– Ты сердишься?
– Это будет слишком глупо звучать, если я скажу, что нет?
Несмотря на дождь, погодя сменившийся гадливой моросью, несмотря на одежду, промокшую насквозь и ставшую тяжёлой и холодной, я продолжал сидеть рядом, чувствуя такое надреальное, но в то же время столь искреннее тепло призрака, что вполне мог бы назвать себя самым счастливым человеком в этой части Вселенной. Казалось, сама вечность у наших ног, вечность для нас двоих. И ничего не было, кроме нас: кроме меня и Джонники, да ещё, быть может, света её бесподобных изумрудных глаз.
Если бы только не одно обстоятельство.
– А ведь ваши попытаются избавиться от меня, не так ли? – спросил я безучастно-идиллическим тоном.