- Но ты все же при деле и чувствуешь себя нужным. А я - нет. Для того чтобы мне почувствовать себя нужной, мне нужен ты. Я хочу наконец-то заняться важным и серьезным делом: заботиться о тебе, как всякая нормальная жена.
- Я знаю, - вздохнул он, - Но я действительно надеюсь, что не застряну здесь надолго... О, идет сенатор - мне пора отключаться.
- Я люблю тебя!
- Я тоже очень люблю тебя! До свидания! Надеюсь, до скорого!
Лангер застыл в дверях и с подозрением спросил: - С кем вы говорили?
- С Патрицией. Ей необходимо периодически слышать мой голос.
- У нее какие-то проблемы?
- Нет. Она живет в довольно консервативном городе, набитом антимедиумистами. Но ей там почти не с кем общаться.
- Новости от центрального компьютера мы получим уже завтра, - перешел к делу Лангер. - Там содержится информация о каждой электродетальке, проданной за пять лет (за исключением последних сорока восьми часов). Как только специалисты получат наш список, они сразу же примутся за работу. И у меня есть способы их поторопить. Я сказал Харрисону, директору всей этой конторы, что хочу иметь результат уже к завтраку.
"Это означает, что вам принесут его на блюдечке вместе с утренней чашкой кофе, чего бы это ни стоило", - подумал Карфакс.
- Как только мы узнаем адрес, тут же возьмем его в кольцо, - потер руки Лангер. - И на этот раз ему не уйти! Я перекрою все дороги и заткну все щели. Но мы не пойдем напролом, как атакующая армия. Я хочу, чтобы он до последней секунды не догадывался, что кольцо сжимается. Хочу сделать ему большой сюрприз! И хочу взять его живым! Я хочу посадить его под замок и наконец сделать достоянием общественности все его грязные дела! Я раздавлю его, да так, чтобы уже никто на Земле не решился пойти по его дорожке!
- Вы хотите предать гласности абсолютно все? - встревожился Карфакс. Надеюсь, вы не намереваетесь опубликовать некоторые факты... Я имею в виду нашу с Патрицией роль в этой истории.
Лангер с любопытством взглянул на него и, не отвечая, отвернулся к бару, чтобы налить себе бренди. Гордон смотрел на его широкую спину и гадал, что будет, если история с Миффлоном и главное - степень их с Патрицией участия в ней, станут достоянием широкой общественности. И как отреагирует Лангер, если Карфакс, обороняясь, зайдет настолько далеко, что в ответ опубликует информацию о связи сенатора с резней в "Мегистусе"?
Лангер наконец повернулся к нему лицом и сказал:
- Гордон, не будьте идиотом! И мои некоторые действия в этой истории могут стоить мне карьеры, если я позволю им выплыть. Конечно, я все это делал ради общественного блага, во имя спасения человечества. И я ни капли их не стыжусь. Вестерн может обвинять меня сколько угодно - у него нет никаких доказательств. Зато я могу против него привести множество.
Карфакс взглянул на часы:
- Пора спать. Если у вас больше нет ничего важного, я, пожалуй, пойду лягу. Надеюсь, у нас будет короткий сон и длинный день. Да, так оно и будет, если мы на правильном пути.
- Так и будет, - подтвердил Лангер. - Спокойной ночи, Гордон.
Карфакс простился и спустился к себе в спальню. Он опасался, что не сможет заснуть, но провалился в сон почти мгновенно. И почти мгновенно, как ему показалось, раздался телефонный звонок. Он ошарашенно сел в постели и машинально нажал кнопку приема. На экране засветилось лицo Лангера с взлохмаченной шевелюрой и темными кругами вокруг глаз. Он выглядел дьявольски счастливым!
- Одевайтесь и выходите! Немедленно! Позавтракаем в самолете.
- Как его теперь зовут? И где он?
- Альберт Самсэл. Фермерский домик в предместьях Понтиака в Иллинойсе. Он купил эту ферму два года назад, но крайне редко на ней. появлялся. Описание внешности Самсэла полностью соответствует описанию Денниса. Все интересующие нас детали пересылались ему.
- Как-то это все слишком просто получается, - скептически пробормотал Карфакс. - Пока еще он не у нас в руках...
ГЛАВА 22
Лангер и Карфакс вылетели из Вашингтона на борту бомбардировщика, в сопровождении двух телохранителей и трех очень круто выглядящих молодых людей из некоего ведомства.
Через час самолет, приземлился в Бусирисе. Здесь их уже ожидали машины и эскорт мотоциклистов. Проехав город насквозь, они пересекли реку Иллинойс и проследовали сначала на восток по шестиполосной трассе 24, а затем свернули на север по трассе 66 с шестнадцатью полосами движения.
Понтиак находился от Бусириса в 25 километрах, и все путешествие заняло не больше двадцати пяти минут.
Не доезжая до города, они свернули на трассу 23 и еще тринадцать километров ехали по сельской местности, пока за одним из поворотов не встретили полицейский кордон: дальше дорога была перекрыта. Кортеж замедлил ход и остановился в нескольких метрах от патрульной машины, из которой вышли двое в штатском. Их представили Карфаксу как судебного исполнителя Фреда Тернера и "просто мистера Селмза" (который, как подозревал Гордон, служил в том же ведомстве, что и три молодых анонима, сопровождавших их с начала пути; и эти трое явно находились у Селмза в подчинении).
- Ферма в трех километрах отсюда, сенатор, - доложил Селмз. - Второй кордон установлен также в трех километрах от нее дальше по трассе. В оцеплении задействовано шестьдесят человек. Им дан приказ не обнаруживать себя до начала операции. Ему не уйти - ни пешком, ни на машине.
- Хорошо, - только и сказал Лангер. Он посмотрел на часы и, кивнув в сторону нетерпеливо гудящей клаксонами очереди машин у заграждения, приказал: - Пора. Радируйте на второй кордон, чтобы не пропускали больше ни одной машины. Я хочу, чтобы на шесть километров трасса была абсолютно пустой: может случиться перестрелка.
- К тому времени когда вы доберетесь до объекта, на дороге уже не будет ни одного штатского, - заверил Тернер и подал сигнал. Солдаты открыли заграждение, и автомобиль сенатора, обогнув патрульную машину, двинулся по шоссе.
Через три минуты они остановились. Недалеко от дороги, справа, виднелся двухэтажный, довольно старый дом, явно нуждавшийся в свежей покраске. Рядом стояла большая конюшня, тоже требовавшая ремонта; а также трактор, комбайн и еще несколько сельскохозяйственных машин, по виду давно простоявших под открытым небом. Везде царило запустение: поля заросли сорняками, в стойлах не было ни одного животного.