С громадным трудом Дэвид протолкнул сквозь губы:
- Да.
Он подумал: "Меня похитили. Все это было только лишь хитростью."
Все слышанные ранее ужасные истории об убитых жертвах похищений пронеслись в его памяти, тело затряслось от страха. Мальчик почувствовал, что его предали, ему было стыдно за свою глупость, с которой сам же полез в ловушку.
Катсук достал еще один ремешок, перевязал его вокруг груди мальчика, завязал на узел и взял свободный конец.
- До восхода солнца нам надо будет много пройти. Иди за мной быстро, иначе я похороню твое тело возле тропы, а дальше пойду сам.
Повернувшись, Катсук дернул за конец ремня и направился к проходу в темной стене деревьев на другой стороне поляны.
Чувствуя вонь своего страха в ноздрях, качаясь из стороны в сторону, Дэвид поплелся за ним.
8
В первый же вечер мы заставили ребят написать письма
домой. Мы не давали им обеда, пока они не напишут. Им
выдали ручки и бумагу в комнате отдыха и сообщили, что
пока они не напишут писем, кушать им не дадут. Мальчик
Маршаллов?.. Я его хорошо помню. Он смотрел шестичасовые
новости и бурно радовался, когда показали его отца и
объявили, что тот стал заместителем Госсекретаря. Этот
Маршалл написал хорошее, такое длинное письмо, на обеих
сторонах листа. Мы им выдали только по одному листу
бумаги. Я, помню, подумал: "Наверное, это очень хорошее
письмо. Его старики будут рады, получив его."
Из отчета Брюса Кларка,
управляющего Лагеря Шести Рек
Приблизительно через час после рассвета Катсук провел Хоквата через просеку к основанию сланцевого склона, который еще раньше был определен им им целью ночного перехода. Как только они остановились, мальчик упал на землю. Катсук не обратил на это внимания, изучая склон и отмечая следы свежих оползней.
На вершине обрыва несколько елок и ивовых деревьев скрывали выемку в скале. Деревья маскировали эту пещеру и ручей, дающий им влагу. За деревьями серым занавесом высилась скала. Из-за оползней могло показаться, что до выемки никто не может добраться.
Катсук чувствовал, как сильно бьется у него сердце. Из губ подымался парок дыхания. Утро было прохладным, солнечные лучи заглянут сюда позднее. Он отметил сильный запах мяты. Ею поросли берега ручья, стекающего с вершины обрыва к основанию. Мятный запах пробудил в Катсуке голод и жажду.
Но он знал, что это место для них самое подходящее.
Катсук не верил, что искатели пройдут так далеко, даже если с ними будут собаки. Он попытался сделать все, чтобы запах не выдал их. За ночь он четыре раза сходил с тропы, заходил в ручьи, возвращался по течению и всячески запутывал след.
Тусклый утренний свет обозначил окружающее. Справа, на самом краю обрыва из стороны в сторону качались огненно-красные султаны травы. По склону к деревьям спускалась белка-летяга. Катсук чувствовал кипение окружавшей его жизни. Он поглядел на Хоквата, свалившегося на землю, потому что его не держали ноги - сейчас он представлял собою образец совершенной усталости.
Ах, какой вой подымется из-за него. Какую награду объявят! Какими будут газетные заголовки! Нет, такое послание проигнорировать не смогут.
Катсук глянул на бледное небо. Естественно, искатели могут воспользоваться вертолетами или самолетами. И поиск начнется весьма скоро. Но поначалу, согласно правилам, будут переворачивать лагерь. Серьезные, но тщетные в жизни своей хокваты со своей неоригинальностью, ненастоящими оправданиями своего существования - сегодня они придут к чему-то совершенно новому и пугающему их: они узнают послание Катсука. Из него они узнают, что их собственное безопасное место, место, где спрятан их дух разрушено.
Он потянул за ремешок, которым был связан Хокват, но добился лишь того, что мальчик поднял только голову. В глазах его были только страх и усталость. На лице остались следы слез.
Катсук подавил в себе всякое чувство милосердия и симпатии. Он подумал обо всех невинных соплеменниках, что умерли под саблями и пулями, погибли от голода, от зараженных тифом одеял, которые продавали индейцам намеренно, чтобы покончить с ними.
- Вставай, - приказал Катсук.
Хокват с трудом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь из стороны в сторону и дрожа. Вся его одежда была мокрой от росы.
- Сейчас мы будем подыматься по этому склону, - сказал Катсук. - Это очень опасное восхождение. Смотри, куда я буду ставить свои ноги. Ставь свои ноги точно туда, куда буду ставить их я. Если ошибешься, покатишься вниз. Себя-то я спасти сумею, а ты погибнешь под лавиной. Это тебе понятно?
Хокват кивнул.
Катсук колебался. Хватит ли у мальчишки сил для подъема? Кивок, выражающий согласие мог быть только знаком подчинения, вызванным лишь страхом, но не пониманием.
Только что оставалось делать? Либо духи сохранят этого Невинного ради священной стрелы, либо заберут себе. В любом случае, послание будет услышано. Так что никаких сомнений!
Мальчик стоял, ожидая продолжения кошмарного ночного броска. Опасный подъем? Ладно! Какая разница, что делать? Самое главное - выжить сейчас, чтобы сбежать потом. Сумасшедший, называющий его Хокватом, заставлял его отзываться на это имя. И это вызывало ярость более всего остального. Он думал:
"Меня зовут Дэвид, а не Хокват. Дэвид, а не Хокват!"
Его ноги разламывались от боли и усталости, ступни натертые и мокрые. Было ясно, что если он только лишь закроет глаза, то заснет даже стоя. Даже моргать было больно. На левой руке была длинная, болезненная царапина, там где недавно острый сук счесал кожу. Куртка и футболка порвались. Его же вел безумец: дикий голос из темноты.
Ночь была ледяным кошмаром, затаившимся среди черных деревьев. Дэвид мог уже видеть розовую дымку утренней зари на горных вершинах, но кошмар продолжался.
Катсук дал команду, потянув за ремешок, тем самым выявляя способности мальчика. Слишком медленно! Этот придурок может убить их обоих на этом склоне.
- Как тебя зовут? - спросил индеец.
Голос мальчика был тихим, но звучал дерзко:
- Дэвид Маршалл.
Не меняя выражения лица, Катсук ударил пленника по скуле тыльной стороной ладони: не больно, но обидно.