"Убей Невинного!"
Стыд и смущение иссушили его горло и рот. _Ч_е_л_о_в_е_к_ чувствовал, что вся его внутренняя суть выжжена и лишена силы.
Его внимание привлекло солнце, перекатывающееся над высокой горной грядой. Листья касались его рук, глаз. Он знал, что прошел период искушения и через запертую ранее дверь вступил в область чудовищного могущества. Чтобы удержать эту силу в себе, ему придется вступить в соглашение со второй частью своего внутреннего "я". Теперь он мог быть лишь одним - Катсуком.
Он сказал:
- Меня зовут Катсуком. Я есть Катсук.
Слова принесли успокоение. Духи воздуха и земли были с ним, ибо были его предками.
Он решил подняться по склону. Его шаги вспугнули с места белку-летягу. Она скользнула с одной ветви на другую. Коричневое тельце скрылось в зелени. Всякая жизнь в его присутствии пыталась спрятаться, застыть на месте. Вот каким было теперь его влияние на жизнь.
Человек думал: "Помните меня, лесные создания. Помните Катсука, как будет его помнить весь мир. Я - Катсук! Через десять тысяч ночей, через десять тысяч времен года этот мир все еще будет помнить Катсука и его значение!"
4
Мать похищенной жертвы прибыла в Лагерь Шести Рек
вчера, приблизительно в пол-четвертого вечера. Она
прилетела на одном из четырех вертолетов, выделенных для
поисков лесопильными и сплавными компаниями Северо-Запада.
Когда она выходила, чтобы встретиться с мужем, на ее щеках
были видны следы слез.
Она сказала: "Любая мать понимает то, что чувствую я
сейчас. Пожалуйста, оставьте нас с мужем одних".
Фрагмент радиопередачи "Новости Сиэтла"
Солнце заливало столовую, за окнами которой были видны ухоженные газоны и их частный ручей. Когда Дэвид сел напротив матери, чтобы позавтракать, в голосе женщины чувствовались нотки раздражения. Хмурый взгляд проложил резкие вертикальные морщины на ее лбу. Вены на левой руке приняли оттенок ржавчины. На матери было нечто розовое и кружевное, желтые волосы встрепаны. Вся столовая была наполнена ароматом ее лавандовых духов.
- Дэви, - сказала она, - надеюсь, что ты не возьмешь в лагерь этот свой дурацкий нож. Ради Бога, ну что ты будешь с ним там делать? Мне кажется, твой отец был не в своем уме, когда дарил тебе такую опасную вещь.
Мать позвонила в маленький колокольчик, позвав кухарку с завтраком для Дэвида.
Мальчик не отрывал взгляда от крышки стола, в то время как розовая рука кухарки ставила перед ним тарелки. Хлопья с молоком были такими же желтыми как и скатерть на столе. От тарелки исходил запах земляники, которую смешали с хлопьями. Теперь Дэвид уставился на свои ногти.
- Ну? - спросила мать.
Иногда ее вопросы ответа не требовали, но это "Ну" давило. Мальчик поглядел на женщину.
- Мама, в лагере у каждого есть нож.
- Зачем?
- Ну, чтобы отрезать что-нибудь, вырезать по дереву и тому подобные вещи.
Он принялся за еду. И ел целый час - надо было тянуть время.
- Ты отрежешь себе пальцы, - сказала мать. - Я просто запрещаю тебе брать с собой такую опасную штуку.
Дэвид пережевывал хлопья, глядя на мать таким же образом, как делал это отец, продумывая возможные контрдействия. За окном ветер шевелил деревья, окружающие газон.
- Ну? - настаивала мать.
- Ладно, что ж поделать, - сказал ее сын. - Всякий раз, когда мне понадобится нож, придется просить у кого-нибудь из ребят.
Он снова набил рот хлопьями, отдававшими кислотой земляники, ожидая ее ответа и расценивая возможность поездки в лагерь без ножа. Дэвид знал ход материнских рассуждений. Ее отцом был Проспер Моргенштерн. А Моргенштерны всегда имели все только лучшее. Если он собирается _к_а_к_и_м у_г_о_д_н_о _п_у_т_е_м_ взять нож в лагерь...
Мать закурила сигарету, рука с зажигалкой отдернулась. Потом она выпустила изо рта струю дыма.
Дэвид снова принялся за еду. Мать отложила сигарету и сказала:
- Ну, ладно. Только будь поосторожнее.
- Я буду делать только так, как показывал папа.
Мать глядела на него, барабаня по столу пальцами левой руки, при этом на безымянном пальце вспыхивал бриллиант.
- Даже и не знаю, что делать, когда оба мои мужчины уедут.
- Сегодня папа будет уже в Вашингтоне.
- А ты в своем дурацком лагере.
- Ведь это же самый лучший лагерь!
- Будем надеяться, что это так. Знаешь, Дэви, нам всем придется переехать на Восток.
Сын кивнул. После последних выборов его отец приехал сюда, в Кермел Волли, и вернулся к частной практике. На три дня в неделю он ездил в другой город, Пенинсулу. Иногда к нему на уик-энды приезжал и Проспер Моргенштерн. В городе у семьи были апартаменты и женщина, присматривающая за квартирой.
А вчера отцу позвонил кто-то важный из правительственных кругов. Потом были и другие звонки, в доме рос переполох. Говарда Маршалла назначили на очень важную должность в Госдепартаменте.
- Мам, ведь как смешно получилось, а?
- Что, дорогой?
- Папа едет в Вашингтон, и я тоже.
- Но ведь это же другой Вашингтон, - улыбнулась мать.
- Все равно, в честь одного и того же человека.
- И в самом деле.
В столовую скользнула миссис Парма.
- Простите, мадам. Я сказала Питеру, чтобы он уложил вещи молодого мастера в машину. Может нужно что-то еще?
- Благодарю, миссис Парма. Это все.
Дэвид подождал, пока миссис Парма выйдет, потом сказал:
- В буклете про лагерь говорилось, что у них там есть воспитатели индейцы. Они будут похожими на миссис Парму?
- Дэви! Ну _х_о_т_ь _ч_е_м_у_-_н_и_б_у_д_ь_ учат тебя в твоей школе?
- Я знаю, что индейцы бывают разные. Так мне интересно, если их называют индейцами только потому, что они похожи на нее...
- Какая странная мысль. - Она покачала головой, поднялась из-за стола. - Иногда ты напоминаешь мне своего дедушку Моргенштерна. Он привык считать, будто индейцы - это одно из пропавших колен Израилевых. - Она пожала плечами, провела рукой по столу, потом поглядела на нож, висящий на поясе сына. - Так ты _б_у_д_е_ш_ь_ осторожен с этим идиотским ножом?