В индейце вскипела ненависть. По какому праву хокваты веселятся в его лесу? Он чувствовал всю ублюдочность этих людей, а в их голосах слышались всхлипы и плач неотмщенных душ.
Бородатый путешественник уже подошел к развилке тропы: голова опущена, походка выдавала страшную усталость. К тому же и рюкзак был слишком тяжелым. Он был набит вещами, совершенно ненужными здесь.
С каким-то отчаянием Катсук понял, что видел этого бородатого раньше – в университетском кампусе. Он не мог назвать это лицо; было только неясное предчувствие, что этого студента он видел раньше. Но его беспокоило, что не может вспомнить имя.
И вот тут, в свою очередь, путник увидал Катсука, скатившегося на тропу и чуть не упавшего.
– Чего… – Молодой человек тряхнул головой. – Хей! Да это же Чарли Вождь! Парень, чего это ты делаешь тут в таком прикиде? Играешь в переселенцев и индейцев?
Катсук застыл, лихорадочно обдумывая ситуацию: «Этот дурак ничего не знает. Ну конечно же, он ничего не знает! Он ходит по моему лесу без радиоприемника.»
– А я Винс Дебай, помнишь? Мы вместе были в группе «Антро 300».
– Привет, Винс, – сказал Катсук.
Винс стал так, чтобы опереть рюкзак о насыпь, идущую вдоль тропы, и облегченно вздохнул. По его лицу было видно, что ему не терпится забросать Катсука вопросами. До него сразу же дошло, что эта встреча была какой-то странной. Лицо он узнал, только это был уже не тот Чарли Вождь из группы «Антро 300». И он почувствовал это. Сам же Катсук понял, что ненависть закрыла его лицо мертвой маской, высохшей и морщинистой будто сброшенная змеиная кожа. Нет, Винс должен был заметить это.
– Парень, ну я и напахался, – сказал Винс. – С самого утра мы пилим от Кимты. Хотели до вечера добраться до Убежища Финли, но, похоже, облажаемся. – Он взмахнул рукой. – Слышь, я это так, пошутил, ну, насчет индейцев и переселенцев. Ты уж не обижайся, лады?
Катсук кивнул.
– Ты остальных ребят видел? – спросил Винс.
Катсук отрицательно покачал головой.
– Парень, а что это ты в одной только набедренной повязке? Тебе не холодно?
– Нет.
– Я там остановился, чтобы чуть-чуть пыхнуть травки. Остальные ребята должны быть уже внизу. – Он осмотрелся. – Мне кажется, я даже слышу их. Эй, ребята! – Последнее слово прозвучало будто вскрик.
– Они не могут услыхать тебя, – сказал Катсук. – Река слишком близко.
– Наверное ты прав.
Катсук думал:
«И я должен его убить без какой-либо злости. Что за ирония! Просто я должен убрать из своего леса ядовитое и сумасшедшее существо. И это будет то событие, в котором мир сможет увидеть себя.»
– Вождь, не нравится мне твое спокойствие. Ты, случаем, не тронулся?
– Я на тебя не сержусь.
– Ага… ну, ладно. Немного травки не хочешь? У меня осталось пол-косячка.
– Нет.
– Парень, товар первый класс! На той неделе в Беллинхеме брал.
– Я не курю вашу марихуану.
– Ого! Так что ты тут делаешь?
– Я здесь живу. Тут мой дом.
– Ну, заливаешь! И в этом прикиде?
– Я всегда надеваю это, когда ищу в себе деформацию духа.
– Чего?
– То, что люди называют здравомыслием.
– Заливаешь!
«Пора кончать с этим, – думал Катсук. – Нельзя, чтобы он ушел и растрепал всем, что видел меня.»
Винс растирал плечи под лямками рюкзака.
– Слушай, ну и тяжелый, зараза!
– Просто до тебя еще не дошло, что лучше иметь достаточный минимум, чем столько.
Из горла Винса вырвался нервный смешок.
– Ладно, побегу догонять остальных. Пока, Вождь!
Он вдел руки в лямки рюкзака, снимая тот с насыпи, и сделал шаг от Катсука. По его движениям было видно, что он трусит.
«Мне нельзя его жалеть. Из-за него у меня могут рухнуть все планы. Мой нож чисто войдет в это молодое тело. – Катсук вынул нож и, крадучись, пошел за Винсом. – Мой нож откроет его кровь и выскажет почтение его смерти. Рождение обязано заканчиваться смертью, чтобы потускнели глаза, исчезла память, замолчало сердце, вытекла кровь, ушло все тело – чтобы чудо жизни закончилось.»
Во время всех этих размышлений он действовал: левая рука вцепилась в волосы Винса, оттягивая голову назад; правая рука взмахнула ножом вокруг и поперек открывшейся шеи.
Не было даже вскрика, только тело отдернулось назад, направляемое рукой в длинных волосах. Катсук присел на одно колено, принимая на него тяжесть рюкзака и сдвигая тело вправо. Алая струя вырвалась из перерезанного поперек горла, ясный цвет молодой жизни фонтаном хлынул на тропу – сначала бурно, потом все медленнее. Тело дернулось и застыло.
Свершилось!
Катсук почувствовал, что это мгновение будет преследовать его до конца жизни. Это только сейчас дошло до него.
Конец и начало!
Он все еще поддерживал тело, размышляя – а сколько же лет было этому молодому человеку. Двадцать? Возможно. Сколько бы ему не было – здесь его жизнь кончилась, превратившись в сон. Катсук чувствовал, что мысли его от свершенного совсем перепутались. Странные видения захватили его разум: Все превратилось в мираж – мрачное и затаенное; чей-то злой профиль; плывущие под водой тучи; воздушные круги, движущиеся в нефритовых путах зеленого кристалла; флюиды, оставляющие след в его памяти.