— Стоп! — резко сказал Гордон и достал револьвер. — Возможно, это ловушка.
В ответ Жарден поднял с пола автомат, а Брехт вытащил свою девятимиллиметровку. У Патриции в сумочке тоже был пистолетик калибра в шесть миллиметров, но она даже не попыталась его вынуть, словно была парализована страхом.
Машина резко остановилась, при этом ее занесло так, что она почти наполовину выехала на соседнюю полосу. Карфакс оглянулся: вторая машина остановилась почти впритык к ним, а сзади издалека приближался еще один грузовик.
— Да это ловушка! — закричал он.
Он снова оглянулся и заметил, что водитель второго грузовика на ходу спрыгнул с подножки и убежал под прикрытие фургона, а машина застыла почти, в дюйме от них, блокируя отступление. Двое, стоявшие у первого грузовика, теперь тоже скрылись за своей машиной.
"У них не так уж много людей, чтобы атаковать нас, — подумал Гордон, если только они не спрятали нападающих в кустах или фургонах, наподобие троянского коня".
Шентес тем временем уже дозвонился в центральное полицейское управление, находившееся в десяти километрах. Жарден и Брехт вышли и теперь совещались с остальными охранниками. Карфакс тоже попытался вылезти из машины, но Шентес безапелляционно заявил:
— Вы останетесь здесь!
Карфакс не был уверен, что эта мысль особенно удачна: хотя их машины и были оборудованы пуленепробиваемой защитой, но ведь люди Вестерна наверняка на это рассчитывали, и поэтому не исключено, что уже сейчас кто-то в кустах наводит на них базуку. Если в фургонах прятались люди, то они должны были появиться с секунды на секунду. Но их не было! В кабинах обоих грузовиков тоже не было заметно никакого движения.
Он открыл окно, высунулся наружу и крикнул:
— Эй, Шентес, вы видите кого-нибудь из водителей?
Шентес отошел на обочину и огляделся, затем покрутил головой и, смачно выругавшись, заявил:
— Удирают, словно черта увидели. Бегут со всех ног по дороге. Там, подальше, их поджидают на легковушках.
Гордон распахнул дверь и, жестами поторапливая Патрицию, заорал:
— Бегите! Прячьтесь в лесу! В фургонах может быть взрывчатка!
Остальные ошарашенно застыли, глядя на машины, но уже через секунду бросились врассыпную, Карфакс поймал Патрицию за руку и изо всех сил толкнул ее вперед. Он надеялся, что они успеют добраться до небольшой речушки, текущей метрах в сорока параллельно дороге, отделенной только аллеей сикоморов, посаженных еще дедом Эмерсона. Гордон с Патрицией проскочили между ними, проломились сквозь кустарник и, упав на землю, откатились по пологому глинистому склону на мелководье и скорчились за выступавшим над водой не выше фута берегом. Несколько секунд они были заняты тем, что пытались отдышаться. Наконец Патриция, несколько придя в себя, открыла рот, но… Гордон так никогда и не узнал, что она собиралась сказать в тот момент:
ГЛАВА 19
Карфакс пришел в сознание только вечером следующего дня. Он полностью оглох, лицо все распухло, а голова болела так, словно в нее забили гвоздь. Потом, когда слух стал к нему постепенно возвращаться, каждый звук бил по барабанным перепонкам, как молотком. Наконец он кое-как приспособился спасаться от терзавших его децибелов, плотно прижав правое ухо к подушке (левое, контуженное еще при взрыве дома Вестерна, теперь полностью отказало, и врач сомневался, сможет ли больной вообще когда-либо им слышать).
Взрыв двух фургонов, в которых по приблизительным подсчетам было около сотни фунтов динамита, вырвал с корнем сикоморы и кусты и, подняв в воздух вместе с землей и частью берега, обрушил их на Карфаксов. В этой мешанине полиция могла вообще не найти пострадавших, если бы случайно не заметили торчащую из завала руку Патриции; и вовремя — женщина уже задыхалась.
Кроме них не спасся никто. Даже опознать удалось только Жардена. Он, так же как и Карфаксы, прятался под берегом речушки, но в момент взрыва зачем-то выглянул. Патологоанатомы обнаружили в его мозгу многочисленные разрывы сосудов.
— Если бы стенки фургонов не ослабили мощность взрыва, то и вам бы не уцелеть, — сказал доктор. Правда сейчас Карфакс его не слышал, но он неплохо умел читать по губам.
Позже он узнал из газет, что водители грузовиков так и не были найдены. Кроме того, он прочел о смерти Эмерсона и ранении Лангера. Это случилось через два дня после взрыва.
Двое неизвестных открыли по ним стрельбу из девятимиллиметровых револьверов в холле отеля имени Питера Стьювесанта. Оба киллера даже не делали попыток скрыться с места преступления и стреляли до тех пор, пока сами не были в упор расстреляны охранниками. Имена убийц удалось установить: Лео Конгдон и Умберто Кориэлли. Оба были рецидивистами и по десять лет отсидели в тюрьмах за грабежи, сопровождавшиеся насильственными действиями, нередко кончавшиеся смертельным исходом. Лангер, навестивший Карфакса спустя неделю, сказал, что пока доказательств их связи с Вестерном не обнаружено.
— Они действовали так, словно сознательно шли на дело, из которого им не выйти живыми, — заключил Карфакс. — Думаю, Вестерн пообещал им новые тела.
— Вне всякого сомнения, — согласился Лангер. — И они в них очень нуждались! У Конгдона после одного из ранений не сгибалась нога, а на лице был глубокий уродливый шрам от ножа. Кориэлли был сифилитиком и обладал такой внешностью, что его испугалось бы до полусмерти даже чудовище Франкенштейна. Вестерн умеет подбирать людей. Но зато теперь мы знаем, кто был его агентами в нашем окружении, — мрачно продолжал Лангер. — Джексон один из моих телохранителей в тот день отсутствовал, а один из моих секретарей Винер — в тот же день исчез. Думаю, что они не могли все же полностью разнюхать наши планы, но оба видели нас с тестем в вашем обществе. На тот случай, если кроме них могли быть и другие агенты, я тщательно. перетряхнул весь аппарат.
Лангер встал со стула, поморщившись от боли: очевидно, задел руку, которая до сих пор была перевязана. Пуля задела ее лишь рикошетом, но вырвала кусок кожи и мышц, так что до конца жизни он уже не сможет владеть ею, как прежде.
"И конец этот тоже может быть не за горами", — подумал Карфакс.
— Я не могу больше ждать у моря погоды, — заявил Лангер. — Завтра же мой отчет будет вручен президенту, его кабинету и каждому члену конгресса. Им будут представлены все доказательства, которые мы успели собрать. К тому же мы передадим его по радио и телевидению. Не знаю, каков будет резонанс, но то, что Вестерна вызовут на комиссию по расследованию, — это факт! И тогда все покушения на мою жизнь прекратятся.
— Не будьте в этом так уверены, — меланхолически заметил Гордон. — Если даже у Вестерна будут полностью связаны руки, всегда может найтись какой-нибудь религиозный фанатик, свихнувшийся на его персоне. Слишком многие молятся на него, как на Господа Бога…
— Ну да, а я для них — Антихрист! — угрюмо усмехнулся Лангер. — Но и он после нашего заявления не будет в безопасности. Я не удивлюсь, если его линчуют.
— А вот это уже бабушка надвое сказала. «Мегистус-комплекс» — настоящая крепость. У него даже есть регулярный вооруженный до зубов воздушный патруль. Вестерн выговорил себе разрешение на него, апеллируя к тому, что если его уже раз таранил один маньяк, то всегда могут найтись и другие.
— Да знаю я все это, — вспылил Лангер. — Яйца курицу не учат!
Карфакс вздохнул. Он уже устал от этой присказки. И в то же время он признавал, что именно Лангер способен возглавить борьбу с Вестерном: он не знает жалости, как и его противник, и остановится разве что перед убийством. Хотя позже Гордон подумал, что, пожалуй, и это его не остановит.
В тот день когда коммюнике Лангера стало общественным достоянием, Карфакс и Патриция снова были вместе — в номере отеля «Пангея». "Нью-Йорк Таймc" выделила под "Обращение к людям всего мира" отдельную полосу, снабдив его своими комментариями. По телевидению все шоу и развлекательные программы периодически прерывались специальными бюллетенями, а программы новостей посвящали «Обращению» большую часть своего эфира. На следующее утро на Белый дом обрушился поток писем и телеграмм. Половина из них, как и ожидалось, содержала бурные протесты против клеветы в адрес Вестерна и поливала грязью его врагов, особенно Лангера. Во второй половине были требования немедленно заключить Вестерна в тюрьму, а то и пристрелить или повесить на месте, без суда и следствия. Причем приблизительно одна восьмая всей корреспонденции была написана в таких выражениях, что даже в век свободы печати ни одна из газет не отважилась их процитировать.