Дверь открылась и Наташа повисла у меня на шее:
— Ну, наконец — то, Леша! Я уж хотела сама за тобой ехать! Все уже почти остыло!
Я задержал Наташу за руку в коридоре, пока ее мама не вышла.
— Наташа! Почему ты меня называешь Лешей? Для твоей мамы я — не Леша! Она же услышит!
Наташа с извиняющейся улыбкой заглянула мне в глаза:
— Я ей все рассказала! Не могла не рассказать — она же моя мама!
— И что? Как она? Поверила во все это?
— А то! Разве я ей когда-то говорила неправду? Ну, проходи уже! Мама! Леша приехал и идет мыть руки!
Из кухни вышла Екатерина Дмитриевна и поздоровалась со мной так, как будто ничего не случилось и я прежний Алексей. Ну и выдержка!
Вскоре мы сели за стол и я через силу стал поедать вкусные пирожки, приготовленные Екатериной Дмитриевной, а женщины пили чай и смотрели на меня. После четвертого пирожка я сказал:
— Екатерина Дмитриевна! Простите меня! Я не хотел, чтобы так получилось, но…
Она с доброй улыбкой посмотрела на меня и сказала:
— Не извиняйся, Леша! Наташа жива и здорова, ты ее защитил. А сам…
Родители-то, поди, ничего не знают?
Я отрицательно помотал головой.
— Лучше подумай, как ты у них прощения попросишь, а?
Я выдавил:
— Не знаю…
— Что делать с этим, надумал?
— Есть некоторые наметки. Да и друзья вчера один вариант вполне реальный предложили. Тело есть…
И я рассказал про парня, который уже три месяца лежит в реанимации.
— Так у него никаких шансов — просто растение. А если мое сознание внедрить — все шансы. Он будет жить, правда, с моим сознанием, и я буду — как нормальный человек — со своим телом… Потом можно будет сделать пластическую операцию и максимально вернуть прежнюю свою внешность.
— Леша! Да какая разница, какая у тебя будет внешность! — это уже Наташа, — Главное, чтобы ты вернулся в тебе лично принадлежащее тело, а не пребывал в чужом! Раз уж так получилось, что ты у меня такой необыкновенный человек, то — что уж там… В любом теле это будешь ты, Алексей, которого я люблю! Я буду ждать и терпеть. Надеяться, что у тебя все получится… Я хочу, чтобы ты помнил: я — всегда с тобой!
Мне было как — то не по себе, неловко и стеснительно после эмоционального выплеска Наташи. И одновременно у меня, что называется, согрелась душа от ее слов. Я встал, подошел к Наташе, встал на колени, взял за руку и сказал:
— Наташа! Я уже делал это при прежних обстоятельствах… При нынешних обстоятельствах ты согласна выйти за меня замуж?
Наташа веселым взглядом посмотрела на мать, потом на меня и озорно улыбнувшись, сказала:
— Кажется, я тогда дала согласие? Как давно это было! Да я и сейчас, «в нынешних обстоятельствах» тоже согласна! И не просто согласна, а давно уже хочу быть твоей законной женой!
Я повернулся к Екатерине Дмитриевне:
— Екатерина Дмитриевна! Я прошу у Вас руки Вашей дочери!
Она встала, подошла ко мне и поцеловала в лоб:
— Будьте счастливы, дети! Да поможет вам Бог!
В тот день ни о чем серьезном мы больше не говорили. День прошел быстро и незаметно для нас. Нам было хорошо и спокойно, как будто мы разрешили все вопросы мироздания. А я себя чувствовал так, как если бы был в прежнем теле, с прежней внешностью. Словом, так, как я уже себя давно не чувствовал.
Вечером мы собрались домой, и Екатерина Дмитриевна не стала нас задерживать.
Мы пошли пешком, вдыхая ароматы зимы и наслаждаясь прогулкой по нашему родному городу. Да, пусть и мал городок и не блещет особыми достопримечательностями, но он наш — родной и любимый!
Придя домой, мы почему-то застеснялись друг друга. Разговор, только что легкий и сам собой возникающий, не клеился совершенно. Мы даже смотреть боялись друг на друга, и это было невыносимо.
Я решился и сказал:
— Наташа! Я хотел тебе сказать…
Но она подошла ко мне вплотную и прижала палец к моим губам:
— Не надо! Иногда лучше ничего не говорить!..
Она отошла от меня на два шага, остановилась и посмотрела на меня через левое плечо задорным взглядом:
— Чур! Я в душ первая! А ты пока постель разбери!
Сказать, что я утром проснулся счастливым — это значит — ничего не сказать! Рядом глубоко и спокойно спала Наташа. И правда: «Остановись мгновенье, — ты прекрасно!» Все эти мгновения, пожалуйста, остановитесь!
Наташа пошевелилась, просыпаясь. Я под одеялом гладил ее бархатистую кожу, а она нежилась под моей рукой, не открывая глаз. Наконец открыла:
— Я не хочу вставать, а ты?
— И я!