Я набрала в лёгкие побольше воздуха.
— Мария, — вырвалось из моих уст неприлично громко, — мне ещё нужно время, чтобы переварить твою историю, но будь уверена, я ни в коем случае не стану относится к тебе хуже. Кир правильно сказал, ты не сделала ничего плохого. И если… если тебе несложно, может, расскажешь нам немного о себе или о своём прошлом? Или хотя бы о прошлом агентства.
— О чём угодно, — поддержал Кир. — Мы с радостью послушаем.
Петер молча закивал головой.
Её взгляд метался с одно лица на другое, пока не остановился где-то посередине, над столом. Ресницы затрепетали, и веки тяжело опустились, а когда глаза вновь распахнулись, в них уже не было ни замешательства, ни печали. Смотря словно бы внутрь себя, Мария улыбнулась.
Она рассказывала, каких странников повстречала за свою жизнь, какой была Тьярна двести лет назад и как появилось агентство. Кем были её первые сотрудники, какими силами они обладали. Умиротворённая, почти счастливая, Мария напоминала добрую сказочницу, и я слушала с упоением, ловя каждое слово. Лишь бы сохранить эти истории в памяти.
Сколько же мы просидели в её светлой, ещё пахнувшей чистотой кухне? Моё забытьё развеяла внезапная тишина: Мария оборвала рассказ и встала заварить свежего чая. За окном валил снег. Крупные хлопья падали по ту сторону стекла, но, казалось, сквозь крышу и потолок проникали в кухню и оседали мне на плечи, сдавливали грудь.
— Что с нами будет теперь? — спросила я.
Мария сняла свистящий чайник с плиты.
— Не волнуйся, я не позволю Рыцарям поймать вас. Есть как минимум два способа сбежать.
— И много кому ты… — начал Кир, но она перебила.
— Нескольким людям я помогла ещё до появления агентства, но из моих сотрудников ты фактически первый, кому я рассказала.
— Фактически? И кто был до меня, Бертран?
— Нет, он узнал от кого-то другого. — Мария наполнила чашки и, сев, облокотилась о столешницу. — Лайонел, — печально вымолвила она. — Лайонел, можно сказать, выпытал у меня правду. Я до последнего сопротивлялась, но он почти обо всём догадался сам.
— Почему же, — встревоженно спросил Петер, — почему же тогда он принял Приглашение?
Мария покачала головой.
— По сей день я мучаюсь этим же вопросом.
Петер крутил в дрожащих пальцах чайную ложку, и она, то и дело выскальзывая, звонко стучала о стол.
— Это ведь не потому, что другого выхода не было? В смысле, иначе, как вернуться в наш мир, от Рыцарей не спрятаться?
— Я уже говорила, альтернатива есть. Бертран сбежал с моей помощью, и мы запутали след так, чтобы Рыцари никогда на него не вышли. Однако такой способ не гарантирует стопроцентной безопасности, в отличие от возвращения в наш мир.
— Но ты не вернулась, — заметила я, — до сих пор.
Мария посмотрела на меня с горькой иронией.
— И как ты это представляешь? С моего перехода прошло двести лет, куда мне возвращаться? — Насмешка исчезла с её лица. — Когда я узнала о такой возможности, то не согласилась расстаться со здоровым телом. А когда передумала, было уже поздно. Я умру здесь, иного пути нет. Но если вы пожелаете вернуться, я расскажу как.
Мы затихли. Никто не решался заговорить первым, словно боясь повлиять на ответы остальных. Стало душно.
— Я хочу, — неуверенно начал Кир, — но пока не могу. У меня договорённость с Рыцарями. И я не брошу Петера здесь одного.
— Это страшно, — сказал тот, снова закрутив ложку в руке. — Мне было страшно даже приезжать в этот район, просто потому что однажды Лайонел с Фани привезли меня сюда… к врачу. А в нашем мире… Не хочу даже представлять, что может ждать там. Не знаю. Пока я ничего не знаю.
Взгляды обратились на меня. Под их немым давлением мои сомнения лишь крепли, путали мысли и приводили чувства в смятение. Обстоятельства. Так много обстоятельств мешали мне сделать выбор.
— Что насчёт тебя, Марта?
Снег лепил в окно. Казалось, скоро он засыпет дом до самой крыши. Я вообразила, как он проламывает стекло и заполняет собой кухню, наметает сугробы под потолок, укутывает меня и усыпляет. Вот бы проснуться и узнать, что выбирать уже ничего не нужно. Что всё разрешилось само. Но снег беспомощно прилипал к стеклу и медленно таял. Я вдохнула, собрала остатки воли и ответила: