Так они и уехали, даже не попрощавшись.
— Ох, можно выдохнуть, наконец. — Франтишка отдёрнула шторы, и я сощурилась от яркого света. — Хоть погладим без лишних нервов.
— Часто у вас… такое?
— Последний раз было в июле, кажется. Или в июне? Во всяком случае, гораздо реже, чем бывало раньше.
— А раньше?..
Я не договорила. Звякнула ручка входной двери — это пришла Мария.
— Где остальные? — спросила она без единой эмоции, подойдя к нам.
— Кир повёз Петера домой.
Мария долго смотрела на лужу у наших ног.
— Ясно.
— А ты где была, Маричка? — улыбнулась Франтишка и поспешила за шваброй.
— Ездила забирать деньги за заказ Марты. Держи, — она передала мне конверт. — Ты постаралась на славу. Клиентка в полном восторге. Ладно, прибирайтесь тут. Я буду у себя.
Конверт принёс бы мне большее облегчение, если бы мысли мои не были в ту минуту заняты Петером.
— Не хочешь кеды просушить? — весело поинтересовалась Франтишка.
Я переступила с ноги на ногу — пропитавшаяся водой обувь неприятно хлюпала.
— А ты расскажешь, что было раньше?
Закончив с лужей, Франтишка вздохнула.
— Ставь чайник. Глажка подождёт.
Непохоже, что ей в самом деле хотелось что-либо рассказывать. Но, согласившись, она не хуже меня понимала, что отступаться поздно. А потому Франтишка заварила чай, поставила на стол две чашки и, сделав глоток, начала:
— С Петером всегда было тяжело. Ещё когда он только пришёл к нам, все мы знали, что так будет. Знали, но молчали. Надеялись, что обойдётся, наверное. Конечно же, ничего не обошлось. И ситуация сложилась самая неприятная: он ещё недостаточно доверял нам, чтобы принять помощь, но мы уже чувствовали свою ответственность за него и не могли просто бросить, выгнать из агентства, потому что он явно не был способен работать. Неспроста же он пришёл сюда, верно? Искал какую-никакую поддержку. В агентстве тогда работали ещё двое кроме меня. Вот Маричка и попросила нас троих позаботиться о Петере. И кажется мне, сделала она это от безысходности. Ведь никто из нас по-настоящему не знал, как ему помочь. То, что ты видела сегодня, раньше могло продолжаться по несколько дней. Бывали времена затишья, а потом снова напряжённые недели, когда Петер постоянно находился на грани срыва. Как ни пытались, мы не могли найти к нему подход. В большинстве случаев всё заканчивалось тем, что я применяла способность, чтобы успокоить его. А так проблему было не решить. Я чувствовала себя такой беспомощной и бесполезной. Да и остальные чувствовали то же.
Франтишка грустно смотрела в чашку, на своё рябящее отражение.
— Надо сказать, Петер всё это понимал. Он сам старался не меньше нашего, но ничего не выходило. Ему было плохо и тяжело, и я не знаю, помогали ли мы хоть сколь-нибудь. И всё равно он всегда извинялся за срывы, не просил помощи лишний раз, если мог — улыбался и говорил, что в порядке. Я думала: это неправильно, больше поддерживай его, выслушай или побудь жилеткой, если видишь, что ему это нужно. Разве это так сложно? — Она откинулась на спинку стула и подняла глаза к потолку. — Очень сложно. Я не могла переступить через себя, не могла взять чужой груз. Мне и своего хватало с головой.
— Тогда почему вы не обратились за профессиональной помощью?
— Мы хотели поступить так с самого начала. Но… Дело было в том, что Петер доверился нам с одним единственным условием: мы не подпустим к нему никаких психологов и врачей. Маричка делала на этом особый акцент. Нас не касается, что там такое произошло в его прошлом, мы не должны поднимать эту тему, иначе можем навредить. И мы добросовестно молчали. Буду честна, мысли о том, чтобы поручить Петера специалисту, посещали меня неприлично часто. В глубине души я считала его обузой, сколько бы этого не отрицала. Простое беспокойство о нём смешивалось с постоянными упрёками в свой адрес, неуверенностью, чувством вины. Долгое время в агентстве царила настолько гнетущая атмосфера, что мы ринулись искать работу на стороне, но и это едва ли помогало. Мы как будто сами себя загнали в угол. Не было правых и виноватых, не было выхода. До тех пор, пока один из нас не сдался.
Франтишка опустила голову. Её чай остывал.
— Неужели вы… — заканчивать фразу я побоялась.
— Мы его предали. — Голос Франтишки звучал совсем глухо. — Обставили всё как незапланированный выходной. Петер был очень рад выбраться в город вместе с нами, но когда увидел вывеску… Я так испугалась. В его глазах было столько всего, что мне захотелось упасть на колени и молить о прощении. Чувствуя его боль на расстоянии, я едва её выдерживала. А Петер просто… убежал. И мы не стали его останавливать. Не могли себе позволить. Мы ясно осознавали, что наделали. Выговор от Марички был последним гвоздём в крышку гроба. Тот, кто предложил эту ужасную идею, с того дня больше не работал в агентстве. А я… Наверное, Петер никогда меня не простит.