Как правило, мама давала мне, по крайней мере, неделю на то, чтобы обосноваться, прежде чем начинала бомбардировать меня письмами, так что я была немного удивлена, когда неясыть прилетела ко мне, крепко держа в лапках маленькую изумрудную коробочку, перевязанную серебряной лентой. За ним последовала сова с идентичной посылкой. Они обе выпустили коробочки, когда пролетали не слишком низко, очевидно, чтобы избежать вампиров. Я протянула руку, чтобы поймать свою почту, но Эдвард не дал мне этого сделать. Одним молниеносным движением, он схватил обе коробочки в воздухе, смяв одну так, что она стала не более чем измельченным картоном и деформированным пластиком.
- Эдвард! – запротестовала я. – Зачем ты сделал это?
Он не ответил, вместо этого он повернулся и посмотрел через плечо, взглядом мгновенно находя Панси Паркинсон. Его лицо было зеркальным отображением выражения лица его сестры, спокойным и невозмутимым. В следующую секунду, однако, оно претерпело изменение. Уголки его губ приподнялись чуть-чуть, как если бы у него была тайна, после чего его губы сложились в насмешливую улыбку. Его взгляд изменился со скучающего на пронзительный, ни разу не покинув девушку с факультета Слизерин. Я испытывала сильную неприязнь.
Она никак не могла оторвать от него взгляда. Краска залила ее лицо, пока она смотрела, и я знала, что ее сердце должно биться в два раза быстрее обычного темпа.
- Эдвард, если ты доведешь девушку до сердечного приступа, у Беллы и меня не будет возможности для нашей забавы, - пожаловалась Элис тихо.
Он издал короткий смешок, прежде чем, наконец, повернулся спиной к Панси, переставая ослеплять ее.
- Здесь, - пробормотал он, бросая неповрежденную коробочку своей маленькой сестре, - ощущается аромат.
Она последовала его указанию, развязывая ленту и приподнимая крышку, хотя и не достаточно, чтобы я могла разглядеть, что там внутри. Любой, наблюдавший за ней, не догадался бы, что она всего лишь изучает содержимое. Я предположила, что запах внутри был сильнее, так как следы, оставленные на внешней стороне, смешались с теми, что принадлежали совам и вампирам.
- Что в посылке? – спросил Рон, не в силах сдерживать свое любопытство.
- Это не имеет значения, - ответил Эдвард. – Просто маленькая слизеринская шутка – довольно прозаичная.
Я ухмыльнулась: - Если это плоская шуточка, просто скажи нам.
- Да, давай, Эдвард, - поддержала Джинни. – Гермиона и Беллз не стеклянные. Мы могли бы это использовать, чтобы посмеяться.
Эдвард вздохнул, махнув рукой сестре, разрешая ей продолжить. Она закатила глаза и перевернула коробочку вверх дном, покачав головой, когда объект со стуком упал на стол.
Я протянула руку, чтобы взять это, глядя с недоверием.
- Соска? – произнесла я тупо.
Мои глаза нашли Гермиону, и мы секунду смотрели друг на друга, прежде чем воздух зазвенел от звука нашего смеха.
- И это все? Это лучшее, что они могут придумать?
Облегчение Эдварда было мгновенным, его поза стала расслабленной, и он хмыкнул.
- Ты не шутил, когда сказал, что это лишено воображения, - обратилась к нему Джинни. – Это самая худшая попытка, что я когда-либо видела. Мне почти жалко их.
- Мне тоже, - согласилась я. – Теперь мы просто обязаны показать им, как это делается. У нас не должно быть такого рода стандартов в Хогвартсе. Это может навредить репутации школы.
Рон взъерошил мои волосы, явно наслаждаясь этой аргументацией: - Мне нравится, как ты размышляешь, Беллз. Давай сделаем это хорошо.
В отличие от Джинни и вампиров, у Гарри, Рона, Гермионы и меня был свободный первый урок. Каллены пошли налево, чтобы попасть в класс, в то время как четверо из нас вернулись в общую комнату. Технически, я использовала свободное время, чтобы начать делать домашнее задание, но независимо от того, как сильно я пыталась, предметы не могли удержать мое внимание достаточно долго, чтобы я достигла какого-то прогресса. В конце концов, я просто отказалась от того, отложив свой пергамент в сторону, прежде чем заполнила свои мысли возможными шалостями и обсудила их с мальчиками.
Гермиона была слишком занята, чтобы участвовать в разговоре, который был на самом деле реальным позором, так как все трое не предложили ничего дельного.
Обсуждение было приостановлено, когда закончился час. Хотя урок Преображения вновь был интересным, нам было задано трудное эссе. Мы должны были написать двенадцать дюймов [~ 30,5 см] до следующего понедельника, описывая наш «первобытный инстинкт и природные импульсы», указывая время, когда они были сильнее всего. Я не знала ничего, и я не уверена, чем буду руководствоваться, чтобы написать так много слов о себе. Кроме того, оно казалось немного личным домашним заданием. Думаю, я не могу на это жаловаться; я отчаянно хотела стать анимагом, в конце концов.
Обсуждение сразу же вернулось к предстоящему ограблению во время обеда. Рон отмел кучу наших идей, все они были либо слишком слабыми, либо плохо продуманными. К счастью, у нас было еще время после обеда, чтобы поработать над этим, когда мы будем вместе в теплицах на сдвоенном уроке Травологии.
Я знала в ту же секунду, что вошла в двери, что не буду наслаждаться видами растений, что мы будем изучать в этом году. Мой пессимизм, возможно, что-то сделал с чудовищными растениями, сидящими в горшках в дальнем конце комнаты.
Их фиолетовые стебли были как вазы. Корни были толстыми и шарообразными, внешне похожие на воск, в окружности, вероятно, вдвое больше, чем обхват моей талии. Их узкие части были небольшими, примерно толщиной с мое запястье, и каждая поддерживала гигантский цветок, напоминающий увеличенный в размере предмет страсти цветоводов. Наружные лепестки были лилово-белого цвета, разместившиеся, как опахала, под внутренним кольцом маленьких, сливочного оттенка тычинок. В центре, вместо стигмы, находилось отверстие – подобно глотке, - которое было покрыто по краю десятками малиновых, острых, как бритва, зубов.
Они, конечно, не были той вещью, которую я бы выбрала для своего сада, и я не могла сказать, что была в ужасном восторге от идеи ухаживать за одним из них. К счастью, я знала, что смогу рассчитывать на помощь вампиров, так что мое беспокойство было больше за моих друзей, чем за себя.
- Кто-нибудь знает название этого вида? – спросила профессор Спраут. – Ох, да, мистер Долгопупс.
- Малиновое горло, - ответил уверенно Невилл, - или Фиолетовый Обжора, хотя его чаще, как правило, называю Чревоугодие.
- А почему так?
- Потому что он будет пытаться съесть все, что попадется рядом с ним, включая человека.
- Может быть, ты сможешь оставить один в общей гостиной Слизерина, Беллз, - пробормотал Рон себе под нос.
Я улыбнулась. Идея того, чтобы Паркинсон была съедена растением, была на самом деле довольно привлекательной.
Очень заманчиво.
После того, как профессор закончила свою лекцию, и мы приступили к практике, мы продолжили обсуждение предстоящих шалостей.
- Ты могла бы наложить поджигающее заклинание из-под плаща, - предложил Эммет.
- Слишком много последствий, - ответила Гермиона, качая головой.
Я осторожно полезла в рот нашего растения, пока Эдвард держал его открытым, используя мои щипцы, чтобы удалить зубы. Это был процесс, требующий определенного количества деликатности: если это было бы сделано слишком быстро или небрежно, они, вероятно, упали бы вниз по задней поверхности горла на дно живота Обжоры. Остальные студенты были менее осторожны, выполняя свою работу. Он должны были наложить замораживающие чары на свои объекты вместо этого. Они, казалось, опасались, что их чары разрушатся внезапно, позволяя цветам свободно напасть на того, кому не повезет оставить руку внутри.
Согласно Спраут, Обжоры вводят парализующий токсин в кровь своей жертвы, чтобы сделать процесс питания легче. Само вещество, на самом деле, было важным ингредиентом в различных зельях, как правило, связанных с медициной. К счастью, яд был ни болезненным, ни смертоносным, хотя я сомневаюсь, что это же можно было сказать о том, как он вводился.