— Вы, мама, такое наговорите…
Не ужинал.
На следующий день пришел к председателю колхоза.
— А, Гордей… Ну как дела?
— На работе — хорошо… Но у меня просьба к вам, личная. Под Коростенем ведут новую дорогу, на строительстве нужны люди. Хочу поработать там какой-нибудь месяц.
— А как же делянка, участок твой? — укоризненно покачал головой Иван Петрович.
— Это мне просто необходимо. Понимаете? А на поле ребята без меня управятся, не подведут… Я вам вполне серьезно говорю — отпустите хотя бы на месяц. Не отпустите — совсем уйду.
— Не годится так, не годится. Ты подожди… Хорошо обдумал? Действительно необходимо?
— Иван Петрович!
— Ладно, ладно. Нужно — значит нужно. Но ты долго не задерживайся. Хоть к уборке возвращайся.
— Я раньше, Иван Петрович…
Была Ева в клубе, не видела Гордея. Говорили ребята, что куда-то уехал, а куда — никто не знает.
Больше месяца не было Гордея в Миньковцах.
Даже сам удивлялся, как выдержал так долго. Еще когда ехал в Коростень, спохватился, думал вернуться, но уже не хотелось быть смешным в глазах односельчан.
Дорога — это здорово! Перелопатили горы песка, щебенки. Первые бетонные плиты уже легли. Чудесно будет ездить по такой дороге!
Подружился Гордей с парнями. Заприметила его нормировщица Люся. Для него всегда была наготове улыбка, приветливое словечко. Бывало, подойдет к бульдозеру, заберется на сиденье и чуть ли не полдня с Гордеем в пыли и грохоте.
— Почему ты словно напуганный? — спрашивает Гордея.
— Как это так?
— Девчат обходишь десятой дорогой…
— А что мне с ними делать?
— Парень вроде бы и видный…
Гордей не стерпел подтрунивания, грубовато прижал к себе. А она шею руками оплела:
— Приходи вечером к Казацкому ключу!
Он мгновенно отпустил ее. Вот так пошутишь с этими девчатами…
Приехал домой и сразу же отправился в Пещаннцу. Пошел прямо к Евиному дому. Постучал, сказал матери, чтобы вышла Ева.
Она шагнула на порог в скромном домашнем платьице, непокорная каштановая прядь волос упала на щеку… Стояла нерешительно, всматриваясь в темноту. Узнала и молча прильнула к нему. Он гладил ее по голове, вдыхал знакомый запах ромашки. Потом отступил на шаг, словно хотел разглядеть, изменилась ли ее осанка.
— Не смотри так. Я ошиблась…
Гремела музыка, бояре и дружки пели свадебные песни, в горницу вносили каравай. На почетном месте, гордый и счастливый, сидел Володька Садовый возле своей белобрысой жены.
— И когда он успел? — удивлялся Гордей. — Горько! — неожиданно для себя крикнул.
Володя укоризненно взглянул на него и смущенно поднялся, подал руку супруге, наклоняясь к ее лицу.
— Интересно, избавится ли он от своей неловкости хотя бы к нашей свадьбе? — шепнул Еве на ухо Гордей.
Ошибиться адресом
Спать совсем не хотелось. Пассажиры нашего купе за эти несколько суток совместного путешествия произвели взаимный обмен всей наличной литературой, перечитали журналы и газеты, которыми их любезно снабдила проводница, рассказывали анекдоты, закусывали и… зевали, наблюдая за мелькающими пейзажами. До вечера было далеко, как пешком до Китая.
Некоторое оживление в дремотную атмосферу внесла пожилая женщина, которая села на одной из небольших степных станций. Время от времени вздыхая и бормоча что-то под нос, она распихала свой багаж на верхние полки. Управившись с этим, еще раз вздохнула — уже с ноткой облегчения — и в сердцах выдохнула:
— А леший бы ее взял!
— Кого? — сочувственно поинтересовался кто-то из нашей компании.
Женщина помолчала, словно не расслышала, а потом внезапно вспыхнула, как кострица:
— Кого же, как не ту почту, век бы с ней не знаться! Хотя что я говорю — если бы не она, то мне волком вой. Сын далеко, в гости часто не наездится, так хоть, слава богу, письма шлет. Я на нее и не в обиде была. Наоборот — почтальоны для меня самые родные люди. А тут — подвела меня почта. Ну подумайте сами, люди добрые, — сын дает телеграмму, что женится, чтобы приезжала. А мне аж через три дня ее принесли. Пока собралась, туда-сюда — смотрю, приеду под самый занавес.
— Это ничего, тетенька, как раз успеете на крестины.
— Конечно, лоботрясы могут и до свадьбы крестины устроить. Мой сын не такой. Он парень добрый, рассудительный, не хулиган.
— Разве только от хулиганов приносят в подоле?