— A-а, с тобой, видать, поговоришь, как с той зеленой в болоте…
— Это, наверное, вам перед праздником сын телеграмму давал, — отозвался юноша лет двадцати шести, который почти всю дорогу молчал, уткнувшись в книжку.
— Отправлял перед праздником… А что?
— В такие дни почта всегда перегружена. Об этом даже предупреждают, объявления вывешивают: поздравляйте родных и знакомых заранее. В предпраздничные дни на почте работы много. Нужно было сыну вашему «молнию» ударить…
— Да я в этом не разбираюсь…
— Правда, может, сын все правильно сделал, — продолжал парень. — Но ведь столько телеграмм, писем ежедневно идет во все концы, что иногда может получиться недоразумение. Вот так и со мной случилось, — сказал и сразу замолчал.
Борис, кучерявый, чернявый, как цыган, свесил голову со второй полки и засмеялся:
— Нет, ты давай трави дальше. Выдавил слово за три дня и испугался?
— А что говорить?
— Ну, что с тобой натворили почтальоны?
— Ничего интересного…
— А если неинтересно, то немного приври…
— Врать нечего… А рассказать можно. Собственно, ничего удивительного в том, что случилось, нет. Дело в том, что фамилия моя неоригинальна — Гнатенко. А у нас ее полсела носит. Да и имя нередкостное — Петром зовут. Таких Петро Гнатенко в селе наберется с полдесятка.
— А отчество?
— Здесь тоже сложности. Вот, скажем, пишут мне письмо — Гнатенко Петру Кирилловичу. Чтобы покороче было, напишут на конверте «Гнатенко П. К.». А у нас этих «П. К.» — и Павлы Кондратьевичи, и Петр Кузьмич есть, и Панас Константинович… И все Гнатенко. Вот и бывает, что придет письмо и только через неделю попадет в твои руки — пока не обойдет всех тезок. И наоборот — тебе придет почта, а видишь — не твоя. Для ясности кое-кто из наших просит надписывать в скобках на конверте специальность или еще что-нибудь.
— А не проще ли нумеровать дома?
— Теперь за это взялись, официально называют улицы, и не будет путаницы. Но ведь раньше ничего этого не было…
Надо сказать, что после школы я поехал на целину, получил там специальность электрика и работал на хлебоприемном пункте, пока мать не написала, что плохо у нее со здоровьем, просила приехать — самой трудно… Я вернулся и начал работать электриком в колхозе.
Все идет как следует, я доволен работой, отношение ко мне нормальное. Жизнь — как жизнь… А через месяц после приезда получаю письмо. Почерк вроде бы и знакомый, и незнакомый, подписано — Галина Ярославцева. Пишет: хоть бы разочек черкнул о житье-бытье, а то уехал — и ни слуху, ни духу. О себе сообщает, что у нее особых новостей нет, а ребята, с которыми я дружил, переехали в Омск. И добавляет, что адрес мой взяла у них.
Вы, наверное, знаете, что на хлебоприемном пункте работы хватает на весь год. Зерно, полученное от совхозов в период жатвы, нужно пересушить, очистить, отгрузить потребителям, а то, что остается на зиму, должно быть под неусыпным контролем, чтоб не испортилось, не сопрело. А в период жатвы у нас настоящий аврал. На помощь прибывают командированные, студенты, школьники. Сколько людей!.. Кто же из них Ярославцева?
Я напряг память, и как наяву предстало знакомое девичье лицо… Да, ее звали Галиной, работала в столовой нашей. Особенного в ее внешности не было ничего — высокая, длинноногая, худенькая. Ни ярких губ, ни глаз-звездочек. Такая себе обычная девушка. Между тем в ее облике было что-то такое, что не могло оставить равнодушным. Несколько месяцев она мне очень нравилась. Я часто останавливал на ней взгляд, казалось, иногда и на меня девушка посматривала искоса. Но моя стеснительность… Фамилии ее я, правда, не знал, но ребята, с которыми я дружил, действительно собирались в Омск. Вот так вроде бы все и сходится. Я обрадовался и ответил на письмо, не обратив внимания, что в обратном адресе значилось вместо Степнякского хлебоприемного пункта совхоз Степнякский. Но, пожалуй, если бы и заметил это, подумал бы, что она перешла работать в совхоз.
Отправил я письмо и стал с нетерпением ожидать ответ. Снова вспоминал степь в тюльпанах — весной, когда они цветут, там здорово, и простор, простор же какой! И хлеба, хлеба…
Неделя пролетела в ожидании письма. Потом еще одна минула, и я подумал, что никакого ответа уже не будет. Но он пришел, через три дня получаю еще письмо. Потом они посыпались как снег. И все авиапочтой. Вначале сдержанные, они становились все более горячими, нежными. Кому не знакомо чувство, когда тебе исповедуется девушка, приятная тебе?
Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы в конце концов не заметить несоответствия между человеком, которому адресовалась эта нежность, и моей грешной личностью. Я попросил девушку прислать свою фотокарточку. Фотокарточка не развеяла сомнений. Было что-то в облике изображенной на ней девушки знакомое и словно какие-то другие, чужие черточки виделись. Разве что фотокарточка давняя?