— Возможно, мессир окажется столь любезен, что примет вас. Ждите здесь.
После чего она встала, одернула серую юбку и, раздражённо топая массивными каблуками, пошла в сторону лестницы.
Не было ее долго. Я успела изрядно замерзнуть, стоя на мраморном полу босиком, когда появилась секретарь.
— Мессир Логан примет вас, — процедила девица. — Следуйте за мной.
Кабинет начальника оказался до неприличия простым, впрочем, как и сам его хозяин. Но за этой аскетичностью чувствовалась железная воля, а не жадность.
Мессир на удивление внимательно выслушал меня, не перебивая. А потом начал задавать уточняющие вопросы. А затем заверил, что непременно разберётся в произошедшем, но необходимо написать на его подчиненного официальное заявление. Даже форменный бланк принес и вызвался диктовать формулировки.
Правда, порою, когда он думал, что я увлеченно вывожу руны, то бормотал себе под нос: «Ну-ну… никто его не цепляет…. Я ему покажу, что якоря не только от любви да заботы бывают… Злость и ненависть тоже хорошо держать на этом свете могут… Вот пусть с этой и бесится».
А я писала, выводя каллиграфическим почерком казенные формулировки. И вот что странно. Вроде бы простые фразы: «Из-за действий ловца Теодора Ронга моя одежда пришла в негодность…», «Получила физический и моральный урон…» — складывались в какую-то странную, совершенно иную, отличную от произошедшего картину.
И лишь когда я поставила точку, то до меня дошло: это же заявление об… Но мессир, несмотря на свой солидный вид, с мальчишеской ловкостью выдернул из-под моих рук листок и заботливо подул на еще не высохшие чернила.
— Ну вот и все, милочка, спасибо. Мы обязательно разберемся и накажем нарушителя по всей строгости, а вам возместим ущерб, а пока… — он полез в портмоне и, достав оттуда несколько купюр, протянул мне: — Возьмите, купите себе одежду взамен испорченной.
Я уже хотела ответить гордым категоричным «нет», — уж больно это смахивало на подкуп, когда мессир обронил:
— Я вам не как начальник эти деньги даю, а от чистого сердца, по-человечески, и прошу их принять.
Я согласилась. Хотя все внутри противилось этому, но разум, над которым измывались три чувства: голода, холода и стыда — оказался сильнее. Мне нужны были деньги, чтобы купить обувь, платье, еду, и я их взяла.
Но выйдя из отделения… Сказать, что я была растеряна — ровным счетом ничего не сказать. Вроде бы этот мессир сделал все по руне закона и даже больше, но у меня было такое чувство, что мной нагло воспользовались.
Я побрела куда глаза глядят, но потом сообразила, что лучше все же повернуть к медному кварталу, туда, где шумел рынок.
Там-то, средь базарной суеты, мне удалось купить платье. Не новое, но добротное. И ботинки с чулками. А ушлая торговка даже указала мне на колонку, где можно было помыть грязные ноги, чтобы тут же обуться.
О том, что я поступаю не совсем честно и правильно, я старалась не думать, гнала эту мысль, как назойливую муху, прочь, пробираясь по съестным рядам. Я надеялась купить что-нибудь перекусить, когда совершенно неожиданно для себя увидела кухарку. Стряпуху из нашего с Грегом особняка. Дородная женщина стояла спиной ко мне, выбирая молодую морковь, и то ли торговалась, то ли беседовала с лоточницей.
— … и что, на той неделе похоронили хозяйку-то? — донесся до меня любопытный голос торговки.
— Да, в закрытом гробу. Но помяни мое слово, нечисто там все. Вон и Лили в розыск объявили. Дескать, сбежала она. А я вот что считаю: рыжая честной горничной была. Да и незачем ей сбегать было. Да и куда? К матери, что ли, в фермерский сектор?
— А горничную неужто еще не нашли? — допытывалась торговка.
Я притаилась невдалеке, жадно прислушиваясь к разговору. Даже дышать порою забывала, стоя спиной и перебирая с отсутствующим видом яблоки.
— Нет, так и не нашли. И хозяин дюже злой ходит. А после визита господина Карлоса — еще и с фингалом. Из дому носа не кажет и на всех слуг кричит. А старик-то, хоть и больной совсем, врезал сэру Грегору и заявил, что это за малышку Хлою.
— Да ты чего. И на тебя орет тоже? — посочувствовала поварихе собеседница, зацепившись за «на всех слуг кричит».
— Ну на меня-то не особо, я же все-таки на глаза ему редко попадаюсь… — и тут повариха сменила тему: — Так отдашь три пучка за пенс?
Подслушивать дольше я не стала: и так лотошница, у которой я перебрала в корзине почти все яблоки, смотрела на меня так, словно я инфицирована тяжелейшей формой наглости. И лишь тактичное воспитание прожжённой торговки, подкрепленное чуйкой на покупателя, не позволяет ей охаять меня.