– Думаю, я и сам не прочь это попробовать, – сказал Джоунси, выкладывая сандвичи на сковороду маслом вниз. Бульон уже закипал, от него шел дивный запах – уюта и тепла.
– Разумеется. Надеюсь, с вашими друзьями все в порядке.
– Да, – рассеянно произнес Джоунси, помешивая в кастрюльке. – Где вы остановились?
– Ну.., мы обычно охотились в Марс-хилл, там у дяди Нэта и Бекки был охотничий домик, но два года назад какой-то кретин поджег его. Пьянство и сигаретные окурки до добра не доведут, как говорят пожарные.
– Да, дело обычное, – кивнул Джоунси.
– Правда, страховку выплатили, но охотиться стало негде. Я уже думал, что на этом всему конец, но Стив нашел довольно милое местечко в Кинео. Я думал, это просто тауншип <Не получившая статуса города единица административного деления, входящая в состав округов и имеющая границы, установленные властями штата.>, нечто вроде поселка, еще одна часть Джефферсон-трект, но немногие жители зовут его Кинео. Вы знаете, о чем я?
– Знаю, – проговорил Джоунси онемевшими губами. Очередной телефонный звонок из ниоткуда. «Дыра в стене» находилась примерно в двадцати милях к востоку от магазина Госслина. Кинео же был милях в тридцати к западу. Всего пятьдесят миль. И его хотят убедить, что человек, сидящий на диване и едва не с головой укутанный в пуховое одеяло, прошагал со вчерашнего дня пятьдесят миль? Бред. Немыслимо.
– Вкусно пахнет, – сказал Маккарти.
Так и было, вот только Джоунси потерял аппетит.
3.
Он как раз нес тарелку к дивану, когда послышался топот ног по гранитной плите. Дверь распахнулась, и в комнату в клубах снега ввалился Бивер.
– Член Иисусов! – воскликнул он. Как-то Пит составил список биверизмов, и «Член Иисусов» оказался в первой пятерке вместе с такими перлами, как «слизь подзалупная» и «поцелуй меня в задницу», выражениями, отдававшими одновременно дзен-буддизмом и непристойностью. – Я уж боялся, что так и останусь в снегу, но тут увидел свет, – продолжал Бив, воздев к потолку руки с расставленными пальцами. – Узрел свет, Господи, да, сэр, слава Ии...
Но тут запотевшие стекла очков начали потихоньку проясняться, Бив заметил незнакомца на диване, медленно опустил руки и улыбнулся; одна из причин, по которой Джоунси любил его еще с начальной школы. Пусть Бив иногда бывает утомительным, надоедливым и уж, разумеется, его никак нельзя назвать самой яркой лампочкой в люстре, но первой реакцией на неожиданность и внезапность всегда были не сдвинутые брови, а улыбка.
– Привет, – сказал он. – Я Джо Кларендон. А вы кто?
– Рик Маккарти. – Рик встал, одеяло свалилось, и Джоунси увидел солидное брюшко, выпирающее из-под свитера. Что ж, ничего у Живительного, подумал он, обычный недуг среднего возраста, который и нас прикончит лет через двадцать или около того.
Маккарти протянул руку, попытался шагнуть вперед и споткнулся об упавшее одеяло. Не схвати его Джоунси за плечо, наверняка пропахал бы носом пол, сметя по пути журнальный столик, на котором стояли тарелки. И Джоунси снова поразила странная неуклюжесть гостя, заставившая вспомнить, каким был он сам прошлой весной, когда снова учился ходить. Только сейчас ему удалось разглядеть пятно на щеке Маккарти – оказалось, это вовсе не обморожение, а что-то вроде нароста или родимого пятна с вросшей щетиной.
– Ой, только ничего не ломать! – Бив схватил руку Маккарти и принялся энергично трясти, пока Джоунси не показалось, что Маккарти вот-вот рухнет на журнальный столик. Он тихо порадовался, когда Бив – все пять футов шесть дюймов Бива – отступил, стряхивая тающий снег с черных, длинных под хиппи волос. Бив снова улыбался, еще шире обычного, и со своими лохмами до плеч и толстыми стеклами очков был, как никогда, похож на математического гения или серийного убийцу, хотя на деле был плотником.
– Рику паршиво пришлось, – сказал Джоунси. – Заблудился вчера и провел ночь в лесу.
Гостеприимная улыбка Бива превратилась в сочувственную. Джоунси, знавший, что за этим последует, сжался, посылая Биву мысленную команду заткнуться: у него сложилось впечатление, что Маккарти как человек верующий не выносит богохульства, но, разумеется, просить Бивера хорошенько промыть рот все равно что заклинать ветер угомониться.
– Сучье вымя! – воскликнул Бивер. – Охренеть можно! Садитесь! Ешьте! И ты тоже, Джоунси!
– Пет уж, лучше ты, – отказался Джоунси. – Тебе нужно согреться.
– Точно не хочешь?
– Не волнуйся, пойду сделаю себе яичницу. А Рик пока расскажет подробности. – Может, хоть ты сумеешь разобраться во всем этом нагромождении несуразиц, подумал он.
– Так и быть. – Бивер стащил куртку (красную) и жилет (разумеется, оранжевый) и хотел было швырнуть их на вязанку дров, но тут же вспомнил что-то. – Погоди-погоди, у меня тут кое-что твое.
Сунув руку в глубокий карман пуховика, он порылся и вытащил книгу в мягкой обложке, довольно помятую, но в остальном вполне пригодную для чтения. На обложке с надписью «Роберт Паркер. Маленькие слабости» плясали дьяволята с вилами. Книга, которую Джоунси забыл на настиле. Бив с улыбкой протянул ее другу:
– Я оставил твой спальный мешок, но подумал, что ты не заснешь, пока не узнаешь, какой хрен это сделал.
– Не стоило лезть наверх в такую погоду, – сказал Джоунси, но на самом деле это его сильно растрогало. Никто, кроме Бива, на такое не способен, и от этого становилось легче на душе. Значит, Бив продирался сквозь метель и не смог понять, сидит ли еще Джоунси на дереве. Конечно, Бив мог бы его окликнуть, но такое не для Бива. Девиз Бива – верить лишь тому, что видишь собственными глазами.
– Чепуха, – отмахнулся Бив и сел рядом с Маккарти, глазевшим на него, словно на редкостного экзотического зверька.
– Все равно спасибо, – кивнул Джоунси. – Займись сандвичем. Я пошел жарить яичницу. – Он уже шагнул к плите, но поспешно обернулся: