Хотя Мегеара знала Космо всю свою жизнь, при его приветствии она поежилась. Кафиери — это фамилия отца, от которой она отказалась много лет назад после того, как у нее не приняли заявление о приеме в колледж, хотя она более чем соответствовала вступительным требованиям. Ни один уважающий себя факультет классической филологии, истории или антропологии ни за что не принял бы Кафиери в свои ряды из-за боязни оскандалиться. Поэтому, чтобы уберечь свои авторитет и репутацию, она стала использовать девичью фамилию матери.
Геари Кафиери, как и остальная часть ее ближайших родственников, умерла на этих берегах.
— Я — доктор Мегеара Саатсакис.
На губах Космо расцвела ослепительная улыбка.
— Ты вышла замуж!
— Нет, — отрезала она, от чего он сдулся буквально на глазах. — Я юридически сменила фамилию с Кафиери на Саатсакис восемь лет назад, когда возвратилась в Штаты и в судебном порядке вышла из-под опеки отца.
Судя по выражению лица Космо, он не разобрался в ее объяснениях, что для нее было только к лучшему, поскольку с его патриархальными представлениями он никогда не принял бы этого.
Космо нахмурился, никак не прокомментировав ее слова, и протянул ей небольшую коробку.
— Я заверил Энея, что в случае его смерти обязательно передам это его дочери. Это ведь по-прежнему ты, да?
— Да, — подтвердила она, игнорируя его сарказм. Можно подумать, найдется еще одна идиотка, готовая объявить о родстве с шутом гороховым?
Мегеара вздрогнула от этой мысли. Честно говоря, она любила своего отца. Даже когда его беды и поиски отняли у него все, в том числе душевное и физическое здоровье, она по-прежнему его любила. А разве могло быть иначе? В детстве он был добрым и заботливым отцом. Они отдалились друг от друга лишь после того, как она подростком начала подвергать сомнению его рвение в исследованиях.
«Папа, Атлантида — это бред собачий. Как и все эти поиски. Не хочу оставаться на этой дурацкой лодке. Я молода, и хочу иметь друзей. Хочу ходить в школу и быть нормальной. Ты впустую тратишь свое время и мою жизнь!» Тогда, на ее пятнадцатилетие, отец так сильно ударил ее, что боль от той пощечины, она могла в этом поклясться, чувствуется до сих пор.
«Как ты смеешь плевать на память о своей матери. На память о моем брате. Они отдали свои жизни ради этого».
Шесть месяцев спустя погиб брат Мегеары — Ясон. Когда он спустился под воду, его воздушный шланг запутался, и в баллоне закончился кислород. Это поставило окончательную точку на отношениях между нею и отцом. Она не собиралась становиться Ясоном. Не собиралась посвящать свою жизнь чужим мечтам… ни за что.
Ну и что, что она дала отцу обещание? Он теперь мертв. Он никогда не узнает, что она не сдержала свое слово. Он умер счастливым, и Мегеара могла, наконец, оставить прошлое и продолжить жить своей жизнью в Америке.
Она намеревалась, по примеру своего деда, уехать из этой страны и никогда больше сюда не возвращаться.
Космо вручил ей простую белую коробку и ушел.
Мегеара в течение нескольких минут сверлила коробку взглядом, опасаясь того, что могла обнаружить внутри. Окажется ли там какой-нибудь личный, памятный подарок, из-за которого она вновь разразится слезами? Она, в самом деле, не желала больше плакать из-за человека, который разбивал ее сердце столько раз, что и не сосчитать.
Но, в конце концов, любопытство взяло верх над сомнениями, и она открыла коробку. На первый взгляд там, казалось, ничего не было, кроме мятой антикоррозийной, упаковочной бумаги. Мегеаре пришлось переворошить почти всю коробку, чтобы добраться до содержимого.
И то, что она там нашла, поставило ее в тупик. Она уставилась на свою ладонь, пронизанную яркими солнечными лучами, не в силах хотя бы понять что это.
Одним из двух обнаруженных предметов, по всей видимости, были комболои — нанизанные на шнур бусины, с виду похожие на маленькие четки, которые греки перебирают для снятия напряжения, — вот только она никогда прежде не видела ничего подобного. Судя по возрасту и стилю изготовления, вещица относилась к периоду, предшествовавшему времени появления любых комболои, о которых она когда-либо слышала. Изделие состояло из пятнадцати переливающихся зеленых бусин, выточенных из какого-то неизвестного камня и покрытых замысловатой резьбой. На них были вырезаны миниатюрные бытовые сценки; люди на изображениях были одеты в одежду непохожую на любую другую, уже встречавшуюся в ее исследованиях. Резные бусины перемежались с пятью золотыми, на которых было выгравировано солнце, пронзенное тремя зигзагами молний. Но если обычно навершие комболои — это стилизованный греческий диск, размером с десятицентовик, то основание этих четок увенчивал кругляш с высеченной на нем надписью. Язык был похож на древнегреческий, но все же отличался от него. Настолько, что даже она, носитель языка, впитавший его с молоком матери, не могла разобрать текст.
К комболои, подобно большинству обнаруженных при раскопках предметов, красной нитью была привязана сопроводительная бирка, написанная отцом Мегеары:
9/1/87
шестьдесят дюймов ниже уровня моря (см. стр. 42)
абсолютная датировка: 9529 до н.э.
зеленый камень неизвестен/неопределим
надпись неизвестна/неопределима
В ней пробудился антрополог от осознания того, какое историческое значение будет иметь эта находка, если указанная дата подлинна.
Такое искусство художественной обработки не было ранее известно. Греки того времени не достигли подобного уровня мастерства. В сущности, точность резьбы и гравировки предполагала, что они были выполнены не вручную, а на станке. Одиннадцать тысяч лет назад человечество просто-напросто не обладало инструментами, с помощью которых можно было бы создать что-то настолько утонченное.
Как это возможно?
Озадаченная Мегеара переключила внимание на второй предмет — небольшой кожаный мешочек, лежавший на дне коробки. Он также был помечен:
7/10/85
абсолютная датировка: 9581 до н.э.
металл неизвестен/неопределим
Нахмурившись, она открыла мешочек и извлекла пять монет разного размера. Пять старинных монет… очень старых, покрытых толстым слоем налета. Опять-таки не существовало настолько древних монет. Только не в том периоде времени и в особенности не в Греции. Как и на комболои, на монетах были надписи на том же самом необычном языке, но тут она смогла кое-что разобрать. Фразу на древнегреческом — «Кайербар, Атлантская область».
О мой Бог!
Монеты, по всей видимости, также не были отчеканены вручную, и сплав, из которого они были отлиты, Мегеара никогда раньше не встречала. Металл был оранжеватого цвета — не серебро, не золото, не бронза, не медь или железо, а возможно, некая причудливая комбинация этих металлов, хотя нет, не похоже.
Что, черт возьми, это такое?
Несмотря на налет, изображения и надписи на монетах были такими же четкими, ясными и хорошо различимыми, как на современных монетах.
С колотящимся сердцем она перевернула самую большую монету. На реверсе был изображен тот же неизвестный символ, что и на комболои, — солнце, пронзенное тремя молниями. А над ним незнакомые слова на греческом: «Да хранит нас Аполлими».
Мегеара недоверчиво уставилась на монету. Аполлими? Это еще кто?