— Более чем.
— Считай, что сделано. Я приведу тебя к Атлантиде.
Геари рассмеялась над абсурдностью ситуации. Да уж, когда ее подсознание уходит в астрал, оно уходит по полной.
Даже в этом случае для нее слишком много значило существование, по крайней мере, одного человека, которому можно верить. Неважно, что он не был настоящим. Она нуждалась в его воображаемой поддержке и была благодарна за нее.
Тут Арикос нагнул голову и накрыл губами ее рот. Геари застонала от сладости его вкуса. На свете не было никого слаще его. Никого, в чьих объятиях она чувствовала бы себя лучше. Вероятно, поэтому он появился в ее снах.
Но она была только рада его появлению. Ощущению жара его кожи, скользящей по ее телу.
О, она могла бы съесть этого мужчину живьем.
Под его ловкими руками белое, ниспадающее платье соскользнуло с ее плеч, оставляя ее обнаженной. Его же губы и язык в это время захватывали и дразнили ее рот. Ее поражало то, насколько непринужденно она себя с ним чувствовала, пусть и во снах. В реальной жизни Геари никогда не была женщиной, которая позволяет себе терять голову от мужчины. Позволяет страстям вести себя.
Ею владели холодная, безжалостная логика и сдержанные эмоции.
Вот почему она так любила свои сны. Здесь она была вольна вести себя с Арикосом так, как ей заблагорассудится, ни о чем не беспокоясь. Никакого риска забеременеть или подцепить болезнь. Никаких терзаний, о чем говорить с ним утром.
Никакого страха разочарования или жестоких насмешек. Она управляла своими снами и им. Время, проведенное с ним, было наполнено надежностью и теплотой и составляло лучшие мгновения ее дня.
Арикос бережно опустил ее на песчаный берег и накрыл своим телом. О, это ощущение бесподобно! Ласково проведя кожей штанов по ее ногам, он коленом развел ее бедра.
Оставив ее рот, его губы переместились ниже к ноющей груди, так и напрашивавшейся на поцелуй. Задыхаясь от нехватки воздуха и дрожа от собственного возбуждения, Геари притянула его голову ближе к себе. Он сомкнул губы на тугом соске, обводя его языком и перекатывая из стороны в сторону. Его дыхание опаляло разгоряченную кожу.
— Вот так, — выдохнул Арик, опустив руку вниз, чтобы облегчить ее страстное желание ощутить его плоть внутри себя. Его теплые пальцы гладили и дразнили ее, пока она не взорвалась в оргазме. — Отдай мне всю свою страсть, Мегеара. Позволь мне почувствовать твое удовольствие. Позволь мне испытывать это.
Яростно его целуя, она выгибалась навстречу его руке, стремясь получить от него еще больше удовольствия.
— Хочу большего, — потребовала она, потянувшись к «молнии» на его штанах.
Он обольстительно рассмеялся.
— И ты это получишь.
— Геари!
Громкий крик вытряхнул ее из сна, от чего ее сердце заколотилось быстрее, чем от ласк Арикоса. Геари открыла глаза, обнаружив себя лежащей лицом вниз на своей постели.
В комнату ворвалась Тори.
— Тебе лучше поторопиться. Тия собирается утопить Тедди. И это не шутка.
Арик, бранясь, вышел из сновидения в стробилос[12], в котором он, пока подглядывал за царством людей, не обладал ни видимыми очертаниями, ни плотностью. Всякий раз, когда человек пробуждался ото сна, бог сна оказывался в этом безбрежном небытии. Ни единого звука, никаких цветов — одна сплошная непроглядная мгла.
Все, что он мог чувствовать, — это стремительно исчезающие эмоции Геари, и он отчаянно пытался их удержать.
— Мегеара… — позвал Арик, желая возвратиться к тому, что они разделили. Но он знал, что было слишком поздно. Мегеара, его маленькая страсть, обладала большей, чем у обычного человека, устойчивостью и не всегда приходила на его зов.
Она не засыпала даже под воздействием сыворотки Лотоса[13], пока сама этого не хотела. Единственным последствием для нее была головная боль из-за сопротивления.
Проклятие! Он желал возвращения Мегеары!
Его тело горело от неудовлетворенной страсти, но он чувствовал кое-что посильнее, какое-то странное ощущение в груди.
Тоска.
Он жаждал Мегеару и злился из-за ее утери. Никогда за всю историю человечества он не чувствовал ничего подобного. Предполагалось, что боги сна лишены эмоций… по крайней мере, всех, кроме боли. Им была оставлена лишь одна эта эмоция, чтобы другие боги могли контролировать и наказывать их.
Вот только он не чувствовал боли в груди. Эмоции Мегеары все еще ощущались им как свои собственные, что лишь подтверждало, насколько сильными были ее сдерживаемые страсть и ярость.
Сначала она вызвала у него мимолетное любопытство. Яркостью и красочностью снов. Два необычайно редко встречающихся качества. Обычно людские сны — это сплошной туман, редеющий просветами черно-белых картинок.
Большинство богов сновидений обходило такие сны стороной, особенно ловцы за эротическими снами. Такие Скоти[14], как Арик, всегда искали более дерзких людей. Зачем кружить в снах лишенного воображения человека, когда целью является испытать через спящего чувства и эмоции?
Поэтому его родичи просматривали сны в поисках тех, кто мог творить красоту и дать Скоти то, в чем они нуждались.
Сны Мегеары утопали в искусных ощущениях. Когда он впервые наткнулся на нее, она купалась в шоколадной реке.
Покачиваясь на расплывчатой поверхности одной из комнат стробилоса, Арик закрыл глаза, чтобы вызвать воспоминания. Внутри него, несмотря на прерванную связь, все еще оставался след ее страсти, что позволило ему воскресить в памяти то удовольствие, которое он испытал, найдя ее той, первой, ночью.
Даже сейчас он мог ощутить на языке вкус шоколада, что слизывал с ее нагого тела. Почувствовать омывающее кожу тепло, когда они занимались любовью посреди реки. Сейчас, как и тогда, Арик хотел бы узнать, каким будет настоящий вкус шоколада в мире смертных.
Почему Мегеара получала от этого такое большое удовольствие?
Более всего он горел желанием узнать, какова окажется на вкус она. Какой аромат она будет источать?
Его член дернулся в сладостном предвкушении.
— Арикос?
Он отвернул голову от вспышки яркого света, прорезавшего темноту.
— Какого черта, М’Ордант, — зарычал он, узнав голос старшего единокровного брата.
— Это гнев?
Арик передвинулся так, чтобы встать напротив бога, который был одного с ним роста. У М’Орданта, как и у него, были темные волосы и ослепительно-яркие синие глаза. Весь их род был отмечен, наряду с неземной красотой, таким цветом глаз.
На этот раз, когда Арик заговорил, голос его был ровным и спокойным, как и приличествовало его проклятому роду.
— Откуда мне знать? Я не имею эмоций.
М’Ордант сузил глаза, и если бы Арик не знал его лучше, то поклялся бы, что брат был озадачен. Пусть они не могли чувствовать по-настоящему, но они научились подделывать мимику. Это меньше раздражало остальных богов.
— Ты провел слишком много времени с человеком. Тебе следует перейти к другому.
Таков был порядок. Скоти, подобным Арику, дозволялось забирать лишь излишки эмоций, чтобы помочь людям. Если Скотос слишком долго пребывал рядом с одним человеком, то он, теоретически, мог свести этого человека с ума или даже убить его.
Скоти обычно получали одно-единственное предупреждение, и если они ему не внимали, то Онерои выбирали одно их двух: либо покарать их, либо уничтожить. М’Ордант был одним из многих, кто отслеживал человеческие сны и контролировал Скоти.
— А если я не хочу ее оставлять?