— Один куриный бульон. Заказ принят, придется чуточку обождать. Как насчет поджаренного сыра к бульончику?
— Если это не слишком вас затруднит. И зовите меня Ричардом, ладно? Или Риком, так даже лучше. Когда люди спасают мне жизнь, предпочитаю быть с ними на короткой ноге, причем с самого начала.
— Рик так Рик. — Лучше бы тебе починить зубы, до того как предстанешь перед другими присяжными, Рик.
Ощущение чего-то неладного становилось все сильнее. Опять этот щелчок в мозгу, совсем как в тот момент, когда он почти угадал имя Маккарти. Пока еще он был далек от сожалений по поводу того, что не подстрелил этого типа при первой возможности, но в глубине души уже жалел о том, что черт не увел Маккарти за сто миль от его дерева и его жизни.
Он уже поставил бульон на плиту и резал сыр на сандвичи, когда рванул первый порыв ветра — пронзительный вопль, заставивший дом натужно скрипнуть и яростно взметнувший снежную пелену. На какое-то мгновение даже костлявые закорючки сгоревших деревьев в Ущелье были стерты, сметены, и за окном встал огромный белый призрак, словно кто-то взял на себя труд вывесить гигантский киноэкран.
Впервые за все время Джоунси почувствовал легкую тревогу, не только за Пита и Генри, вероятно, возвращавшихся в эту минуту из магазина на “скауте” Генри, но и за Бивера. Конечно, если кто и знал здешние леса, так это Бивер, но разве можно ориентироваться в этой завирухе, “все ставки аннулированы”, еще одно изречение его никчемного отца, не такое точное, как “удачу за деньги не купишь”. Правда, Бивер мог найти дорогу по шуму генератора, но, как верно сказал Маккарти, в лесу, да еще в метель, сложно определить, откуда идет звук. Особенно при разгулявшемся ветре…
Мать научила его стряпать с дюжину простых блюд и в том числе делать сандвичи с расплавленным сыром. “Сначала положи немного горчекашек, — наставляла она (горчекашками Джанет Джоунс назвала горчицу, от слов “горчица и какашки”), — намажь маслом хлеб, именно хлеб, а не сковороду, иначе получишь поджаренный хлеб с кусочками сыра, и ничего больше”. Он до сих пор не понимал, в чем тут разница и каким образом намасленная сковорода может повлиять на конечный результат, но свято следовал заветам матери, хотя считал сплошной морокой смазывать верхнюю сторону хлеба, пока поджаривается нижняя. Но точно так же снимал резиновые сапоги, входя в дом, потому что мать считала, “будто от них ноги горят”. Джоунси понятия не имел, что это означает, но и сейчас, приближаясь к сорокалетнему рубежу, стаскивал сапоги, как только переступал порог.
— Думаю, я и сам не прочь это попробовать, — сказал Джоунси, выкладывая сандвичи на сковороду маслом вниз. Бульон уже закипал, от него шел дивный запах — уюта и тепла.
— Разумеется. Надеюсь, с вашими друзьями все в порядке.
— Да, — рассеянно произнес Джоунси, помешивая в кастрюльке. — Где вы остановились?
— Ну.., мы обычно охотились в Марс-хилл, там у дяди Нэта и Бекки был охотничий домик, но два года назад какой-то кретин поджег его. Пьянство и сигаретные окурки до добра не доведут, как говорят пожарные.
— Да, дело обычное, — кивнул Джоунси.
— Правда, страховку выплатили, но охотиться стало негде. Я уже думал, что на этом всему конец, но Стив нашел довольно милое местечко в Кинео. Я думал, это просто тауншип note 9, нечто вроде поселка, еще одна часть Джефферсон-трект, но немногие жители зовут его Кинео. Вы знаете, о чем я?
— Знаю, — проговорил Джоунси онемевшими губами. Очередной телефонный звонок из ниоткуда. “Дыра в стене” находилась примерно в двадцати милях к востоку от магазина Госслина. Кинео же был милях в тридцати к западу. Всего пятьдесят миль. И его хотят убедить, что человек, сидящий на диване и едва не с головой укутанный в пуховое одеяло, прошагал со вчерашнего дня пятьдесят миль? Бред. Немыслимо.
— Вкусно пахнет, — сказал Маккарти.
Так и было, вот только Джоунси потерял аппетит.
Он как раз нес тарелку к дивану, когда послышался топот ног по гранитной плите. Дверь распахнулась, и в комнату в клубах снега ввалился Бивер.
— Член Иисусов! — воскликнул он. Как-то Пит составил список биверизмов, и “Член Иисусов” оказался в первой пятерке вместе с такими перлами, как “слизь подзалупная” и “поцелуй меня в задницу”, выражениями, отдававшими одновременно дзен-буддизмом и непристойностью. — Я уж боялся, что так и останусь в снегу, но тут увидел свет, — продолжал Бив, воздев к потолку руки с расставленными пальцами. — Узрел свет, Господи, да, сэр, слава Ии…
Но тут запотевшие стекла очков начали потихоньку проясняться, Бив заметил незнакомца на диване, медленно опустил руки и улыбнулся; одна из причин, по которой Джоунси любил его еще с начальной школы. Пусть Бив иногда бывает утомительным, надоедливым и уж, разумеется, его никак нельзя назвать самой яркой лампочкой в люстре, но первой реакцией на неожиданность и внезапность всегда были не сдвинутые брови, а улыбка.
— Привет, — сказал он. — Я Джо Кларендон. А вы кто?
— Рик Маккарти. — Рик встал, одеяло свалилось, и Джоунси увидел солидное брюшко, выпирающее из-под свитера. Что ж, ничего у Живительного, подумал он, обычный недуг среднего возраста, который и нас прикончит лет через двадцать или около того.
Маккарти протянул руку, попытался шагнуть вперед и споткнулся об упавшее одеяло. Не схвати его Джоунси за плечо, наверняка пропахал бы носом пол, сметя по пути журнальный столик, на котором стояли тарелки. И Джоунси снова поразила странная неуклюжесть гостя, заставившая вспомнить, каким был он сам прошлой весной, когда снова учился ходить. Только сейчас ему удалось разглядеть пятно на щеке Маккарти — оказалось, это вовсе не обморожение, а что-то вроде нароста или родимого пятна с вросшей щетиной.
— Ой, только ничего не ломать! — Бив схватил руку Маккарти и принялся энергично трясти, пока Джоунси не показалось, что Маккарти вот-вот рухнет на журнальный столик. Он тихо порадовался, когда Бив — все пять футов шесть дюймов Бива — отступил, стряхивая тающий снег с черных, длинных под хиппи волос. Бив снова улыбался, еще шире обычного, и со своими лохмами до плеч и толстыми стеклами очков был, как никогда, похож на математического гения или серийного убийцу, хотя на деле был плотником.
— Рику паршиво пришлось, — сказал Джоунси. — Заблудился вчера и провел ночь в лесу.
Гостеприимная улыбка Бива превратилась в сочувственную. Джоунси, знавший, что за этим последует, сжался, посылая Биву мысленную команду заткнуться: у него сложилось впечатление, что Маккарти как человек верующий не выносит богохульства, но, разумеется, просить Бивера хорошенько промыть рот все равно что заклинать ветер угомониться.
— Сучье вымя! — воскликнул Бивер. — Охренеть можно! Садитесь! Ешьте! И ты тоже, Джоунси!
— Пет уж, лучше ты, — отказался Джоунси. — Тебе нужно согреться.
— Точно не хочешь?
— Не волнуйся, пойду сделаю себе яичницу. А Рик пока расскажет подробности. — Может, хоть ты сумеешь разобраться во всем этом нагромождении несуразиц, подумал он.
— Так и быть. — Бивер стащил куртку (красную) и жилет (разумеется, оранжевый) и хотел было швырнуть их на вязанку дров, но тут же вспомнил что-то. — Погоди-погоди, у меня тут кое-что твое.
Сунув руку в глубокий карман пуховика, он порылся и вытащил книгу в мягкой обложке, довольно помятую, но в остальном вполне пригодную для чтения. На обложке с надписью “Роберт Паркер. Маленькие слабости” плясали дьяволята с вилами. Книга, которую Джоунси забыл на настиле. Бив с улыбкой протянул ее другу:
— Я оставил твой спальный мешок, но подумал, что ты не заснешь, пока не узнаешь, какой хрен это сделал.
— Не стоило лезть наверх в такую погоду, — сказал Джоунси, но на самом деле это его сильно растрогало. Никто, кроме Бива, на такое не способен, и от этого становилось легче на душе. Значит, Бив продирался сквозь метель и не смог понять, сидит ли еще Джоунси на дереве. Конечно, Бив мог бы его окликнуть, но такое не для Бива. Девиз Бива — верить лишь тому, что видишь собственными глазами.
Note9
Не получившая статуса города единица административного деления, входящая в состав округов и имеющая границы, установленные властями штата.