— У вас остались имя и адрес женщины? — спросил Генри.
Воспитательница качнула головой.
— Когда мы обратились к страже, выяснилось, что таких не существует. Сейчас уже и не вспомню, как она назвалась. Больше года прошло.
— И Веронику никто потом не видел даже случайно на улице?
— Нет.
— Благодарю вас, — Генри поклонился и уже в дверях спросил: — А скажите, как Вероника выглядела?
— Да, обычная девочка. Худенькая, большеглазая, с темными косичками.
Генри снова поблагодарил воспитательницу и, покинув приют, отправился по третьему адресу. Мастерская кожевника, чьей дочерью была Анна-Мария Хьяль, располагалась на окраине города. Добираться пришлось на попутной телеге.
— Сеньор Хьяль? — обратился Генри к угрюмого вида мужчине. Тот сидел за столом в мастерской и выдалбливал на куске кожи замысловатый узор.
— Какой я тебе, к теням, сеньор! — проворчал он, мазнув его взглядом. — Чего надо?
— Меня зовут Генри Драйден, — он склонил голову. — Я здесь по поручению моего отца, капитана городской стражи.
Не хотел он использовать свое имя, но сейчас дело было важнее гордости.
Мужчина смерил его оценивающим взглядом.
— И? — только и спросил он.
— Мы ищем вашу дочь, Анну-Марию.
— Не прошло и двух лет! — кожевник усмехнулся. — Самим-то не стыдно?
— Расскажите, пожалуйста, как она пропала.
— Она не пропала. Ее похитили, — мужчина сжал кулаки. — И я твержу об этом два проклятых года!
Генри опустился на табуретку рядом со столом.
— Что именно случилось?
— Мерзость случилась, вот что, — он отвел взгляд. — Ко мне в мастерскую обратился состоятельный клиент. Хотел украсить седло и даже дал задаток за срочность. Анна-Мария сновала по мастерской туда-сюда, и я сразу-то не понял, что мужик ее присмотрел. Попросил напоить его лошадь. Даже монетку кинул. И вот пока я был занят делом, они оба вышли на улицу. И стоит ли говорить, что когда я закончил работу, ни мужика, ни Анны-Марии уже нигде не было.
— Соседи ничего не видели?
— Да все в своих заботах слепые, как кроты, — кожевник покачал головой. — Говорят, вроде какая-то повозка проезжала. Да кто ж знает. А теперь-то тем более…
Он прикрыл лицо мозолистой ладонью. Генри почувствовал себя неуютно, словно лез в чужую душу.
— Мужчина не представился? — тихо спросил он.
— Его имя мне ни о чем не говорило, а вот узор, который он заказал…
Кожевник поднялся и, подойдя к шкафу в углу, принялся рыться в ящиках.
— Вот, — он положил на стол кусок бумаги с рисунком. Орел и лев, смотрящие друг на друга, а над ними солнце Великого Учителя. — Герб графа де Рианье.
Генри вскочил на ноги.
— И вы рассказали об этом стражникам?
— А толку, — он свернул рисунок. — Что такое слово кожевника против слова дворянина? А впрочем, я бы не удивился, если графа даже не допрашивали.
В архивных записях об исчезновении Анны-Марии не было ни слова про де Рианье. Уж он-то не пропустил бы это имя. Правда, получалось странно, что сеньор решил похитить ребенка, но оставил после себя такой опознавательный знак. Хотя если он выбрал Анну-Марию спонтанно…
— А вы можете описать внешность вашей дочери? — поспросил Генри, сам пока не зная, чем ему это поможет.
— Красавица, — кожевник улыбнулся. — Маленькая была, а уже видно, что невеста. Тоненькая, румяная, а глаза голубые. И коса черная такой толщины, что ух! Очень похожа на мою почившую жену.
В мастерской повисла паузу.
— Спасибо, что ответили на мои вопросы, — Генри поклонился.
— А толку? Что ты сделать-то сможешь? — мужчина тяжело вздохнул. — Только рану разбередил.
— Хочу, чтобы вы знали, что следствие не закончено. Есть еще подобные случаи, и городская стража…
— Сидит на заднице, — перебил его кожевник. — Все, иди с глаз моих! Никого видеть не хочу.
Генри вышел из мастерской с тяжелым сердцем. Он был уверен, что за день не узнал ничего такого, что эти люди не рассказали еще раньше стражникам. И получалось, что Хьяль прав: никто ничего не делал. Если граф де Рианье действительно стоял за похищениями Элоизы, Анны-Марии и остальных, то кто мог спросить с него за эти преступления? Не хотелось думать, что даже его отец был бессилен против дворянского титула.