- Давайте просто побеседуем, - предложила одна.
- Вы, вероятно, очень интересный собеседник, - добавила другая.
- Бартель сказал нам, что вы знаменитый путешественник, - продолжила первая.
- Расскажите нам о ваших путешествиях, - подхватила вторая.
А Май сразу подумал, что две женщины в постели - это вдвое лучше, чем одна.
- Извольте, - согласился он.
Он сел на прежнее место Бартеля Фрея возле томно откинувшейся на подушки Амелии и стал рассказывать о граде святой Елены, вновь завоеванном тюрками, о гаремах, красавицах востока и о странных взглядах той далекой страны на любовь и на брак.
Ему хотелось привлечь внимание Береники. Но она, хоть и сидела близко, и делала вид, что слушает Мая, на самом деле прислушивалась к чему-то вне гостинной и даже вне замка. По тонкому ветерку Силы Май понял это. На секунду ему подумалось, что у девчонки какая-то своя игра, отличная от игры ее отца и рассказанного Маю плана, но близнецы уже почти повисли у него на шее, события входили в привычное для Мая русло, и мысль эта им быстро и без сожаления забылась.
Зато его рассказом живо заинтересовалась Амелия.
- А может ли мужчина равно любить трех или пятерых женщин, как если бы это была одна? - спросила она.
И Май только было хотел развернуть широкое философское и логическое обоснование такой любви, как его прервал Бартель Фрей.
- Правду ли говорят про вас, что вы не играете в карты без обмана? громко спросил он.
Все в гостинной замолчали. Кто посмотрел на Бартеля, а кто - на Мая. Даже Береника сделала на мгновение вид, что присутствует именно здесь, а не где-то в другом месте. И Май как-то неожиданно для себя обнаружил, что держит придвинувшуюся к нему Амелию за руку. Он отпустил руку хозяйской жены и поднялся.
- Желаете проверить, лейтенант? - поинтересовался он.
- Хотелось бы, - отвечал Бартель.
Май взял свободный стул и подошел с ним к карточному столу. Он делал неправильно. Он знал, что поступает не так, как следовало бы поступить. Но он был застигнут необходимостью сохранять свое обличье. Ах, если бы здесь его совсем никто не знал. Ах, если б выглядел он, как тот невзрачный баснописец. Увы. Даже знание будущего не избавляет от обязанности делать ошибки. Слишком много зрителей ждало от него решительного шага.
Аббат взял в руки колоду, но тут же вернул ее на стол, увидев, сколько денег Май достал из кошелька.
- Это не по моим доходам, - с сожалением вздохнул он.
Сдавать карты взялся Иоганн Фосс.
- Береника, ты не могла бы последить, честно ли ведется игра? невежливо спросил Бартель.
- Это излишне, - вмешался в разговор старый маркиз. - Господин Май снискал свою репутацию не низким шулерством, уверяю вас. Его игра искусство.
Безразличный взгляд Береники скользнул по играющим и вновь обратился в никуда. Кто-то там был за стенами замка, с кем она вела неслышную другим беседу, или даже спор, - Май мог бы в этом поклясться. Впрочем, тех почти неощутимых течений Силы, что овевали ее и кружились по гостинной, ему было достаточно, чтобы чувствовать полную уверенность в себе.
Май взял свои карты и назвал ставку. Через четверть часа банк перешел к нему. Фальшивые бриллианты и баснописец переглянулись между собой и дружно встали из-за стола, сказав, что им, пожалуй, пора спать. Полковник задумчиво поскрипел коленкой и решил испробовать счастье еще один раз. Но на большее его не хватило.
Май составил монетки перед собой в три аккуратных столбика. Его капитал составлял теперь около трехсот флар. Он выдвинул на середину стола сто.
На лице Иоганна Фосса явственно читалась тревога за собственный кошелек. Маркиза охватил азарт. Бартель ничего еще не понял. Он вытряхнул перед собой все, что принес. Денег ему пока хватало. Он тоже поставил сто.
- Не играйте с ним, Бартель, он предсказатель, - сказал Иоганн Фосс.
- Он не предсказатель, он обычный мошенник, - отвечал Бартель.
Май усмехнулся.
- Я воздержусь, - сказал тогда Иоганн Фосс.
- Не играйте со мной, Бартель, вам на роду написано во всем мне проигрывать, - поддразнил лейтенанта Май.
Красавец Бартель упрямо сжал губы.
Маркиз взялся сдавать.
Дамы на диване спорили о возможности любви в гареме. Близнецы были за, Амелия против. Маддалена, кажется, заснула в своем кресле.
Май улыбался. Для начала он проиграл Бартелю пятьдесят флар, тот очень обрадовался и попался на крючок. Затем Май выиграл четыреста, и Бартель остался с двадцатью фларами в кармане.
- Вам везет, - сквозь зубы процедил он.
Маркиз сказал:
- Это опыт, молодой человек, огромный опыт. Я искренне восхищаюсь господином Маем. Чтобы так играть, нужно посвятить этому немалую часть жизни.
- Ерунда, простое везение, - возразил Фрей.
- Я думаю, господин Май даст вам возможность убедиться в моей правоте, - сказал маркиз. - Во всяком случае, я очень желаю, чтобы так произошло.
- В таком случае не согласитесь ли вы одолжить мне немного денег? спросил Бартель Фрей маркиза.
- Всегда рад оказать услугу, - отвечал тот, и перед лейтенантом легла большая имперская монета в сто флар.
Вскоре она принадлежала Маю, а перед лейтенантом легла еще одна. Сам маркиз участвовать в игре дальше отказался, сказав:
- Учиться никогда не поздно. Я просто посмотрю.
- Может быть, прекратим игру? - предложил Май. - Лейтенант явно не в состоянии выиграть, и даже не в состоянии проиграть - у него кончились деньги.
- Я одолжу денег лейтенанту, сколько он захочет, - сказал маркиз.
- Я вас все равно обыграю, - заявил Маю Бартель Фрей. - Ни один человек не может быть всегда прав. Когда-нибудь вы ошибетесь, и я все себе верну.
Начали догорать свечи. Гости разошлись по комнатам. Ушел Иоганн Фосс. Маркиз послал к себе за свертком денег и предоставил Бартелю Фрею черпать оттуда, сколько тому угодно. Уже и Береника куда-то пропала, а перед Маем по-прежнему продолжала расти куча монет.
Когда над горами на востоке зажглась неяркая полоска зари, небо посветлело, а из низин, как шапка пены на убегающем молоке, начал вспухать и разливаться вокруг туман, Май стал обладателем семи с половиной тысяч, и промасленная бумага от денежного свертка была маркизом скомкана и брошена на пепел в камин. Везение ли, предвидение ли, но Май никогда в жизни не выигрывал столько разом. Честно признаться, брать такие деньги ему было страшно. Ему мерещился тут какой-то подвох.