- А кто рушит границу ты знаешь? - мрачно спросила колдунья.
- В долине трое могут это сделать по отдельности. И множество людей, которые способны на такое, если соберутся вместе.
Май знал, куда пойдет разговор дальше.
- Бернгар Пелерин входит в число троих? - подал голос он.
- Да, - ответил Юм. - Он - Мастер Магии Перемены Мест. Кроме него есть Сэд Сэливан, Мастер Истинного Прозрения и Зау Брун, Мастер Повторения Пути.
- Это Пелерин, - сказал Май. - Он исполняет предсказание.
- Откуда знаешь? - подозрительно прищурившись, спросила Маддалена.
- Я могу быть хорошим предсказателем, когда стою по эту сторону границы, - пожал плечами Май. - Я знаю, вот и все. Пользуйся, пока я рядом.
- Так, - сказала Маддалена, протянув к нему руку с поднятым пальцем. - Значит, стой по эту сторону границы и молчи. Когда будет надо, мы тебя спросим. Мастер Юм, на каком месте в этом доме вы обычно рисуете пентаграмму?
Юм вздохнул.
- Ты на нем стоишь. Мел в шкафчике над камином.
- Мне не нужен мел. Мне нужно мыло и зола.
- К какой школе ты себя относишь? - спросил колдун.
- К школе, которая полагает за основу правило, что в мире нет ничего такого, чего нельзя было бы разрушить. Я придумала эту школу сама. Есть в Цехе что-нибудь похожее?
- Ничего похожего нет.
- Вот и хорошо. Тем труднее вам со мной придется, если что пойдет не так.
Май стоял в стороне, пока Маддалена, подоткнув юбки, мылом чертила пентаграмму на досчатом полу, засыпая в стыки досок смешанную с каминной золой соль. Пол и потолок смирно покоились на своих местах, словно специально давая ей возможность закончить подготовку. В нетопленом доме становилось все холоднее. Май мерз. Колдунья вытирала со лба бисеринки пота. Она проверяла соразмерность начертанного, меряя расстояние шнурком с узелками, наносила мылом невидимые глазу письмена, посыпала их золой, проводила ладонью - проявлялись буковки и штрихи. Потом она расставила по углам пентаграммы предметы: чашку с водой, солонку, кусок мыла, горсточку золы. Но над пятым углом призадумалась.
- У тебя в самом деле хорошо получается предсказывать? - спросила она Мая.
- Я и сам удивляюсь, насколько хорошо у меня получается, - подтвердил он.
- А давай-ка включим тебя, - предложила ему Маддалена. - Будет интересно получить такую поддержку.
Май не хотел бы казаться безрассудным, но за три последних дня он почти перенял у колдунов совершенно необычный для себя образ мыслей и действия.
- Это ускорит мое возвращение в Котур? - спросил он.
- Несомненно.
- Тогда включай, - согласился Май и совершил поступок, который, задумайся он над тем, что творит, счел бы лежащим за гранью разумного: сам шагнул в свободный угол пентаграммы.
И тогда началось. Он увидел то, что все это время незримо присутствовало вокруг, принизывало воздух и толщи гор, то, что он время от времени улавливал, но для реального восприятия чего простые человеческие чувства слишком грубы и ограниченны.
Немножко позванивала музыка из ледника. Чашка с водой была волшебным зеркалом, отражающим небо и направления ветров. Горсть золы оказалась спящим вулканом, диким родственником спокойных гор. Солонка изображала глубинную мощь океана, готовую превратиться в любой момент из заискивающе лижущих берег волн во всесокрушающую водяную стену. А мыло символизировало собой самую суть превращения, несоответствие кажущегося действительному, зыбкость реального и реальность снов, свободно перетекающих друг в друга. Загадкой оставалось только, что же значил сам Май. Неразрывную связь времен, не иначе.
В Долине тоже не все было по-прежнему. Туманный Пояс понемногу терял привычный ореол туманности. Горы без белой вуали казались темнее, круче, много опасне и злее. В некоторых местах они были как бы помечены черным и золотым. Май знал откуда-то, что черное - это следы прежных проломов, остатки зарубцевавшихся попыток бежать в другую реальность или соединить миры. Золотое было клеймом проломов будущих. Май видел Ведьмин Холм. К некоторым золотым пометкам оттуда тянулись нити.
Еще Май знал, что Маддалена смотрит на долину его глазами, и уловил ее молчаливое одобрение.
Юрген Юм находился где-то поблизости и тоже наблюдал. Он был зависим от колдуньи и потому сильно волновался за исход дела. Колдунья взяла с него залог, частицу его человеческого "Я", какие-то личные качества, воспоминания из сокровенных глубин души, которые вряд ли и доверишь кому. Еще Май видел, что таким же залогом колдун подчинен Цеху. Только цеховой залог выглядел сложнее оттого, что частицы Силы многих магов оказались перемешаны друг с другом, словно спутаны в клубок. Таким образом судьба одного зависела от воли других. И наоборот...
"И наоборот." Эту фразу с усмешкой подсказала мыслям Мая колдунья. Он не удивился тому, что понимает ее без слов. Ему казалось, что все в пределах правил. Потом он поймал себя на том, что вновь думает ее мысли, а не свои. "Тебе не страшно?" - спросил он ее. Она, по своему обыкновению, хмыкнула. "Я начну бояться, когда моя оборона рухнет. Сейчас нельзя. Да и нечего пока. Делай свое дело, ни за кого не беспокойся. Я предупрежу, когда пора будет бояться."
Май посмотрел на долину. Нити, связывающие ведьмин Холм с золотыми метками в горах, переливались и дрожали, от них исходил низкий, зудящий, неприятный звук. Тут же явилась чуждая познаниям Мая об устройстве этого мира теория каких-то резонансных явлений, углубляться в которую он просто не стал.
- Не понимаю, что он медлит, - проговорила Маддалена вслух. - Я бы на его месте поторапливалась. В любой момент Цех может обнаружить непорядок.
- Я жду ТЕБЯ, - раздался голос. - Готова ли ТЫ?
- Он подслушивал! - вскричал со своего подоконника Юрген Юм.
- Не с самого начала, - ответил со смешком Бернгар Пелерин.
Пространство стремительно полетело навстречу Маю. Он хотел закрыть глаза от неожиданности, но они почему-то оказались уже закрыты. За полстука сердца внизу промелькнули снега, острые ребра скал, белые фермы и идиллические луга с овцами, море деревьев, заросший чертополохом сухой осыпавшийся ров, замковая стена. Потом земля приблизилась. Еще доля мига, и они с Маддаленой стоят среди деревьев в печально знакомом Маю саду, каждый на своем месте - Май в углу пентаграммы, Маддалена в центре. Знаки, написанные ею мылом и золой окрасили в серо-стальной цвет ухоженную садовую травку. В руке Маддалена держала одно из гусиных перьев со стола Юргена Юма.