Пелерин не двинулся с места, но сильно побледнел.
- Я не просил ее... Она... любит меня, не понимает, что творит. Клянусь, Маддалена, она вмешалась без моего на то разрешения. Я не желал, чтобы она имела к этому отношение, мне нужен союз с тобой. Мы можем соединить миры, мы разделим власть над ними...
- Ты обещал это МНЕ, - прорычала Береника и сделала попытку укусить Мая за руку.
Май тряхнул ее, чтоб не кусалась, но заставить смолчать себя был не в силах.
- Вы негодяй, Бернгар Пелерин, - сказал он. - Вы используете в своих целях не только тех, кто вас ненавидит или кто к вам безразличен. Вы хотите снимать проценты и с любви тоже. Когда человек ослеплен и не желает осознать, на что его толкают, извлекать из этого выгоду низко, Пелерин. Гадко. Подло. Никакое понятие о морали не освещает этот ваш поступок...
Лицо Пелерина скривилось, но даже презрительную улыбку он не сумел изобразить, хотя все еще старался держать себя в руках.
- Ах, ох, мораль, - сквозь зубы процедил он. - И от кого же я слышу о морали? От первого беспутника на свете? Не повторяйте при мне этого слова, сударь, иначе я вам отвечу чем-нибудь плохим. Молчите и не мешайтесь не в свое дело. Ведь я одним пальцем могу вас раздавить.
Маддалена разнимать их и не подумала, даже наоборот заинтересовалась. Май слегка этому удивился и продолжил:
- Да, попирать законы, нарушать клятвы, подменять заклады преданными по вам глупости людьми - на это, верю, вы способны. Но это и все, что вы можете, Пелерин. Честью ответить за собственные дела у вас не выйдет. За неимением чести.
- Ты... - хрипло проговорил Пелерин. - Да кто ты?.. Муравей. Ничто на весах вечности. Никто в книге человеческих судеб. Жив ты или умер - для кого это имеет значение? Ты пыль, ты прах, ты существо без имени и без предназначения...
Май слушал, что думает на этот счет Маддалена. "Ты мог бы помочь мне сделать эту часть работы? - спросила она. - Боюсь тратить на него Силу. Мня еще ждет встреча с Цехом, на знаю, хорошая или плохая..."
"А как?" - спросил Май.
"Разозли его."
"Он уже зол".
"Он не имеет права применить к тебе колдовство. Он станет драться честно назло тебе, если ты обвинишь его в обмане."
Гусиное перо в ее руках окуталось радугой превращения. Май постепенно узнавал предмет, в который оно трансформируется. Это была та самая шпага, которой он убил Бартеля Фрея. Май понял, чего от него ждут. Внутри у него похолодело, но останавливаться ему было нельзя. Если выполнять предложенное Маддаленой, то сейчас, сразу. Тогда Май сказал:
- А ты просто трус, Пелерин, кто бы ты ни был и что бы ты о себе не думал.
- Выпусти его ко мне, сестра, - обратился к Маддалене Пелерин. - Я докажу ему, в ком из нас больше чести.
Маддалена улыбнулась Маю одними губами.
- Я мало ему верю, - честно сказал Май. - Это опять какая-нибудь подлость.
- Давай поставим все на этот поединок, - не отствал Пелерин от колдуньи. - Чья сторона победит, та и взяла.
- Залог, - ровным голосом сказала Маддалена.
Пелерин указал на Беренику:
- Моя жена тебе залог. И наш будущий ребенок.
Маддалена взвесила в уме ценность прибавившегося факта. Положение ее вполне устраивало. Она косо глянула на Мая.
"Он будет драться честно. Вряд ли он лжет."
И протянула Маю шпагу.
Пелерин сломил веточку с дерева и выступил за пределы своей пентаграммы. В руках его вместо яблоневого прутика уже был клинок.
Береника тихо охнула и обмякла. Май осторожно уложил ее на траву. Он думал, что это нечестно - выставлять его, чтоб делать работу для Цеха. Он боялся. Он знал, конечно, что теоретически колдовать против человека, не наделенного Силой, нельзя. Если он ударит чародея кулаком по лицу, он должен ждать ответа тем же самым. Но на практике все зависело от чародея. Если Май правильно кое-что помнил и верно вывел зависимость прозвища "черный колдун" с закладом Юма, который невольно по милости Маддалены подсмотрел, то Юрген Юм был включен в список ненадежных и выслан охранять границу именно за то, что наградил одного из любовников его, Мая, матушки неким колдовским подарком отменно скверных свойств.
Принимая из рук Маддалены шпагу, Май попытался взглянуть на Пелерина внутренним зрением, но путаница в голове помешала что-либо ясно рассмотреть. Различить желаемое, действительное и страхи опять стало невозможно. Тут оказались и россыпи денег, и довольная Маддаленина мордашки, и, одновременно, - леденящий холод вместе с сожигающей жарой, словно прообразы ада. Май сразу вспомнил, что давно не был на исповеди, ему превиделось собственное тело в вечернем сумеречном саду, и далее - о ужас! - путешествие в лодке Харона с золотыми ста фларами во рту, а на том берегу его ждет оборотень, чтоб вернуть долги... Последний раз подобное отсутствие решимости отстаивать собственные достоинство и честь случалось с ним лет семь назад, когда за перевезенную тайком депешу одна торговая республика послала по его следу наемного убийцу, и Май лишь чудом не проглотил подсыпанный ему в пищу яд...
Образумил его голос Маддалены, которая тихо спросила:
- Ты всякий раз так трясешься, когда берешь оружие в руки? Но как же ты тогда стал знаменитым?
И Май проглотил свой страх. Он вспомнил, что на него смотрят. Удобней перехватил эфес и шагнул навстречу Пелерину.
Боялся Май колдуна, вроде бы, зря. Не таков тот был боец, чтоб его стоило бояться. Но и поединка по совести у них не получилось. В чем оказался противник Мая ловок, так это в отступлении. Пелерин пятился по всему саду - вокруг яблонь, к пруду, обратно к Маддалене, прочь от нее, а Маю никак не удавалось его не то, чтобы достать, а даже попросту догнать. Через десять минут этой беготни Май начал всерьез кипятиться. Все его усилия пропадали втуне, подлый колдун все время прятался и убегал, убегал, убегал.
Май не понимал, что это за тактика. Пока не взглянул, случайно приблизившись, на Маддалену. Судя по ее лицу, непорядок был не только с поведением Пелерина. Май выбрал момент, отскочил от Пелерина сам и посмотрел вдаль, на горы.
Туманный Пояс дышал. Над ним переливался воздух, и выглядел охраняющий Долину хребет неестественно, словно мираж в пустыне. На сад дохнуло потусторонним ветром. Закружились в воздухе палые листья, веточки и сухая трава.